Особенно,... 
98 
Фрау Таши вела себя вполне мило, пока он поселялся, но когда он, чистый и съежившийся от холода, вошел в свой номер, то сразу понял, что она не только постелила ему постель. Его чемодан был раскрыт, а его содержимое аккуратно разложено на широком подоконнике, как если бы фрау Таши произвела самую тщательную инвентаризацию вещей Трампера на случай его неплатежеспособности.
Несмотря на то что в комнате было не топлено, его потянуло сесть за новую пишущую машинку и попробовать все эти чудные умляуты.
Но его прервала фрау Таши, которая напомнила ему, что час уже поздний, а его печатанье производит шум, но прежде чем он успел спросить ее, который час, она удалилась. Он слышал, как она остановилась на лестнице, и, как только она ушла, возобновил стук по клавишам:
«Фрау Таши, старая мастерица по части предсказания судеб своих жильцов, по ободу грязи в ванне она может предсказать надвигающуюся погибель».
Затем он напечатал три строчки немецких дифтонгов и попытался составить текст о быстрой бурой лисе и ленивой собаке, используя только гласные умляуты. Или это была ленивая лягушка?
Прислушиваясь, не идет ли фрау Таши, он услышал, как снова спустили воду в биде, и вспомнил о проститутках. Потом он напечатал:
«Проститутки в Вене не просто легализованы; они к тому же поддерживаются и контролируются законом. Каждой шлюхе выдается что-то вроде лицензии на практику, возобновляемой только при наличии справки о медицинской проверке. Если проститутка не зарегистрирована, она не может работать легально».
Меррилл Овертарф имел обыкновение говорить: «Никогда не связывайся с ними, пока не увидишь их штамп о проверке».
Точно так же официально некоторые отели и пансионы в каждом районе имеют лицензии на подобный вид деятельности. Цены, как правило, фиксированы как для отелей, так и для проституток, и самый престижный район имеет самых молодых и красивых женщин, соответственно, самых Дорогих. Чем дальше от Старого города, тем старше, уродливее и дешевле становятся проститутки. Овертарф любил приговаривать, что он живет по тарифу пятнадцатого района.
Когда Богусу наскучило печатать, он подошел к окну и принялся наблюдать за тротуаром. Прямо под ним стояла проститутка в меховом манто и такой же меховой муфте. Он постучал по двустворчатому окну, и она задрала голову вверх. Богус повернул лицо так, чтобы она могла разглядеть его, он старался поймать как можно больше света от ночного столика и показать ей, кто он такой. Богус подумал, что снизу он, должно быть, похож на трусливого эксгибициониста, у которого недостает смелости высунуться выше подоконника.
Но она узнала его и улыбнулась. Или, может, она улыбнулась по привычке, приняв его за очередного мужчину, позвавшего ее к себе? Она указала на него и пошевелила пальцем, и он снова увидел сверкающую кольцами руку. Когда она направилась к двери, Трампер отчаянно забарабанил по стеклу: «Нет, нет! Я вас не звал к себе. Я просто поздоровался…» Но кажется, она приняла его стук за восхищение; она действительно спешила на зов, запрокинув лицо вверх. Издалека он не видел ее макияжа; возможно, она похожа на ту фаворитку, которая после скачек готова ехать домой.
Он выбежал, топая, в коридор, по-прежнему закутанный в полотенце; оно задралось чуть ли не до пупка, когда он остановился на лестничной площадке, широко расставив ноги и ежась от холодного воздуха, хлынувшего из открывшейся внизу парадной двери. Он узнал руку женщины на перилах, скользящую вверх на первом пролете. Когда он окликнул ее, голова дамы появилась внизу лестничного колодца: она посмотрела вверх, прямо под его юбку, хихикнув, словно молоденькая девчонка.
Он крикнул:
— Nein! — но она продолжала подниматься по второму пролету, и тогда он крикнул: — Halt! [27]
И снова ее лицо запрокинулось вверх в, пространстве лестничного колодца, и он плотно сжал коленями полотенце.
— Простите меня, — сказал он ей. — Я не хотел, чтобы вы пришли. — Уголки ее рта опустились вниз, вокруг глаз внезапно образовались гусиные лапки; теперь она выглядела на все тридцать с хвостиком, если не сорок. Однако она продолжала подниматься.
Трампер замер, как застывшая статуя, а она остановилась на ступеньку ниже него, тяжело дыша и обдавая его запахом духов; холод от входной двери продолжал поступать, нежно подкрасив ее лицо румянцем.
— Я знаю, — сказала она. — Вы всего лишь хотели узнать у меня время.
98 
