Особенно,... 
137 
— Примерно такие же, как и у Гектора, может быть, немного меньше. Этого недостаточно, чтобы кто-нибудь получил преимущество.
— Завтра покажет, — зевая, произнес Мерион.
Агамемнон тоже зевнул.
— Да, завтра.
На этом беседа практически прекратилась. Тело ломило от боли, веки опускались, животы были полны. Пора завернуться в мех у костра и уснуть. Я поглядел сквозь пламя на тысячи маленьких огоньков, разбросанных по равнине, каждый — источник спокойствия и тепла в окутавшей нас ночной темноте. Дым клубился, поднимаясь к звездам, дым десяти тысяч костров под стенами Трои. Я лег на спину и принялся смотреть, как звезды то разгораются, то меркнут в созданной человеком дымке, пока они не растворились во сне, приносящем разуму тьму.
Второй день был не похож на первый. Резня ни разу не прервалась перемирием, нашим вниманием не завладел ни один поединок, ни один доблестный жест не ознаменовал рождения героя. Мы действовали сурово, с озлобленной настойчивостью. Мои кости ныли, требуя отдыха, мои глаза ослепли от слез, которые роняет каждый мужчина, видя смерть сына. Антилох оплакал брата и потребовал права занять его место в строю. И я поставил другого пилосца править моей колесницей.
Неуловимый, неумолимый, словно Арес, Гектор был в своей стихии, он носился по полю, подгоняя свои войска голосом, в котором звенел металл, голосом, который не знал снисхождения и никогда не унизился бы о нем просить. У Аякса не было времени его преследовать; Гектор бросил на него с Диомедом все силы царской стражи, приковав двух своих самых опасных противников к одному месту численным преимуществом. Копье Гектора несло верную смерть — он был так же хорош, как Ахилл. Если в наших рядах появлялась брешь, он бросал в нее своих воинов и, как только они занимали ее, добавлял еще и еще, как лесоруб, загоняющий узкий клин глубже и глубже в тело лесного гиганта.
О какое горе! Жестокость, боль! Я ослеп от слез, когда пал еще один мой сын — пика, брошенная Энеем, выпустила ему кишки. В следующее мгновение Антилох едва не лишился головы под ударом меча — только не он! Прошу тебя, милосердная Гера, всемогущий Зевс, оставьте мне Антилоха!
Время от времени ко мне подбегали гонцы, сообщая, как идут дела на других участках поля; по крайней мере ни один из наших вождей не был задет, чему я был рад. Однако, возможно, потому, что наши воины устали, или потому, что нам не хватало пятнадцати тысяч фессалийцев Ахилла, не вступивших в битву, или по какой-то другой причине мы начали отступать. Медленно, шаг за шагом, бой откатывался все дальше и дальше от стен Трои, все ближе и ближе к нашей собственной защитной стене. Я оказался в самых передних рядах, и мой возница рыдал от ярости, когда наша упряжка переступила через мешанину своих следов и начала вставать на дыбы.
На нас налетел Гектор; сквозь гущу воинов передо мной замаячила его колесница, и я стал неистово звать на помощь. Удача была со мной. Диомеду с Одиссеем удалось прорваться в центр нашего авангарда, их воины встали бок о бок с моими. Диомед не пытался вступить с Гектором в поединок, вместо этого он нацелился на его возницу — это был не тот, который возил его постоянно, и ему определенно не хватало опыта. Диомед метнул копье, и он упал на спину мертвым, натягивая вожжи до тех пор, пока кони, почувствовав удила, не шарахнулись в сторону. С небольшой помощью Одиссея мы благополучно убрались прочь, пока Гектор сыпал проклятиями и обрезал вожжи.
Я пытался сплотить свою часть шеренги, но моя попытка была безнадежна. В воздухе повис страх, по рядам полз слух о дурных приметах. Никто из нас больше не мог отрицать очевидного — мы отступали по всему фронту. Поняв это, Гектор с триумфальным криком бросил вперед остатки своих запасных шеренг.
День спас Одиссей. Он вспрыгнул на брошенную колесницу — где была его собственная? — и, остановив беотийцев, когда те собирались пуститься в бегство, развернул их к врагу лицом, принуждая отступать тихо и в полном порядке. Агамемнон тут же последовал его примеру; так отступление, грозившее обернуться беспорядочным бегством, прошло с минимальными потерями и без паники. Диомед приказывал аргивлянам бить наступавших троянцев, мы с Идоменеем, Еврипилом, Аяксом и нашими воинами следовали за ним.
Мы подтянули фланги к центру; наша армия сгрудилась в каплеподобную массу, чей тонкий хвост щекотал ноздри Гектору, а голова откатывалась назад.
137 
