— Зачем мы куда-то идем? — прошептал он.
— Мне взбрело в голову, что у меня должна быть тройка бессмертных белых коней.
— Это определенно улучшило бы твой внешний вид.
Я бросил на него подозрительный взгляд:
— Ты случайно не сговорился с Терситом и Синоном?
— Нет, — невинно ответил он. — А где эта тройка?
— Понятия не имею. Где-то там, в темноте.
— Значит, мы ищем иголку в стоге сена.
Я сжал его руку:
— Шшш! Кто-то идет.
Я мысленно поблагодарил свою покровительницу, мою возлюбленную богиню Афину Палладу: она всегда приносила мне удачу. Мы нырнули в траншею, идущую вдоль насыпи, и стали ждать.
Из темноты вышел человек, громыхая доспехами, — лазутчик-любитель, который шныряет повсюду, не понимая, что в таком деле нужно соблюдать тишину, а не устраивать трезвон. У него даже не хватило ума обойти стороной островок лунного света; лучи тут же осветили его с головы до ног, представив нашим взорам низенького, рыхлого человечка в дорогих одеждах и с пурпурным троянским гребнем на шлеме. Прежде чем прыгнуть, мы подпустили его поближе, на расстояние плевка, Диомед метнулся, чтобы встать слева от меня, и он оказался между нами. Я зажал ему рот, оборвав пронзительный крик; Диомед заломил ему руки за спину, и мы насели на него, повалив на траву. Его вылезшие из орбит глаза испуганно смотрели на нас; мы чувствовали, как он дрожит, словно медуза. Это не один из лазутчиков Полидаманта. Просто предприимчивый дурак.
— Кто ты? — прорычал я тихо, но свирепо.
— Долон, — удалось ему выдавить.
— Что ты здесь делаешь, Долон?
— Царь Гектор попросил добровольцев пробраться в ваш лагерь и узнать, выйдет ли завтра Агамемнон за ворота.
Глупый Гектор! Почему было не отправить в разведку профессионала вроде Полидаманта?
— Сегодня прибыл один человек. Рес. Где его бивак? — спросил я, любовно проводя пальцем по лезвию своего кинжала.
Он сглотнул, задрожал и проблеял:
— Не знаю!
Диомед навис над ним, отсек ему ухо и принялся размахивать им у него перед носом, а я зажимал ему рот, пока он не понял, что мы так просто не отступим.
— Говори, змея! — прошипел я.
Он сказал. А потом мы свернули ему шею.
— Одиссей, взгляни на его драгоценности!
— Очень богатый человек, вероятно мародер. Он не стоит внимания Гектора. Сними с него побрякушки, старина, спрячь и забери, когда пойдем обратно. Это твоя часть добычи, раз я оставлю себе упряжку.
Он подбросил в руке огромный изумруд.
— Моя упряжка и так хороша. Зато лишь на этот камешек можно купить сто коров Гелиоса, чтобы заселить равнины Аргоса.[22]
Мы обнаружили бивак Реса именно там, где сказал Долон, и улеглись на ближайший бугор, чтобы спланировать свои дальнейшие действия.
— Глупец! — пробормотал Диомед. — К чему такое уединение?
— Исключительная привилегия, полагаю. Сколько ты насчитал?
— Двенадцать, но кто из них Рес, трудно сказать.
— Сначала убьем людей, потом заберем упряжку. Никакого шума.
Мы зажали ножи в зубах и скользнули в ночь, он — заняться делом со стороны костра, я — со стороны равнины. В таких вещах практика много значит; они умерли во сне, и кони — размытые белые тени на заднем фоне — не испугались.
Того, кого звали Рес, узнать было просто. Он тоже был любителем украшений. Прикорнув ближе всех к костру, он весь переливался.
— Посмотри на эту жемчужину! — вздохнул Диомед, поднимая ее, чтобы сравнить с луной.
— Тысяча коров Гелиоса, — ответил я вполголоса.
Никогда нельзя знать наверняка, кто может оказаться поблизости.
Морды у лошадей были обмотаны на тот случай, если они сорвутся с привязи и побегут утолить жажду. Тем лучше — они не начнут ржать. Пока я искал недоуздки и знакомился со своей новой упряжкой, Диомед собрал все, что было ценного, и погрузил на мула. Затем по предусмотрительно оставленным меткам мы направились назад к насыпи у Симоиса, где мой аргивский друг подобрал сокровища Долона.
Агамемнон не мог смириться с тем, что его разбудили, пока я не рассказал ему историю Реса с его лошадьми, здорово насмешив.
— Я понимаю, Одиссей, ты должен оставить сыновей крылатого Пегаса себе, но как насчет Диомеда?
— Я ни на что не претендую, — ловко ввернул Диомед с самым благородным видом.
Да, это был самый благоразумный ответ. Зачем говорить человеку, у которого есть лишний пустой сундук, что кто-то за пару часов приобрел целое состояние?