Рядом раздался сдавленный вопль, и на меня навалилось тело Главка. Я опустил его на землю — стрела пробила его доспехи и вонзилась в плечо. Слишком глубоко. Глядя на Сарпедона, я покачал головой; на губах Главка пузырилась розовая пена, признак неминуемой смерти.
Они были неразлучны, как близнецы, они правили вместе и любили друг друга долгие годы. Смерть одного наверняка означала скорую гибель другого.
Излив свою боль в мощном рыке, Сарпедон содрал с одного из раненых конскую попону, набросил ее на голову и плечи и шагнул через костер. С торчавшего из стены крюка свисала веревка, не замеченная ахейцами, которые слишком торопились столкнуть ликийцев вниз. Сарпедон ухватился за нее и потянул с поистине нечеловеческой силой — так велико было его горе. Дерево застонало и заскрипело, почерневшие бревна начали расходиться и ломаться; внезапно большой кусок стены рухнул прямо на нас. Троянцы, которые оказались под стеной, были раздавлены, ахейцы, стоявшие наверху, рухнули вместе с ней, и в считанные мгновения вся центральная часть моего строя обратилась в хаос. Сквозь проем я увидел высокие каменные дома и бараки, позади них — ряды кораблей и серые воды Геллеспонта. Потом Сарпедон заслонил мне вид; он отбросил попону в сторону, схватил меч и щит и ринулся в лагерь ахейцев с воплем, предвещавшим врагу смерть.
Ахейцы бежали от нас, а мы все наступали, все больше и больше воинов проходило сквозь брешь в стене, пока наконец воины Эллады не смогли собраться с духом и повернуться к нам лицом. Аякс был там, поддерживая сопротивление, но в таком месиве о поединке нечего было и думать. Линия фронта не двигалась ни на йоту, ни назад ни вперед; Идоменей с Мерионом подтянули критян, и брат мой Алкаф упал. Я стер с глаз слезы и проклял свою слабость, хотя в ней было больше ярости, чем печали. Это лишь заставило меня лучше сражаться.
Появлялись и исчезали знакомые лица: Эней, Идоменей, Мерион, Менесфей, Аякс, Сарпедон. Среди ликийцев и дарданцев попадалось все больше троянцев; взглянув назад, я увидел, что проем в стене намного расширился. Только пурпурные гребни мешали нам убивать своих, такая была давка, такая жаркая была битва. Мужи погибали без счета, бессмысленно и храбро; мои подошвы скользили на настиле из человеческих тел, местами напор с обеих сторон был так силен, что мертвые оставались стоять с открытыми ртами, с истекающими кровью ранами. Мои руки и грудь были в чужой крови.
Рядом, словно из ниоткуда, возник Полидамант.
— Гектор, ты нам нужен. Мы прорываемся сквозь брешь, но ахейцы не уступают. Скорее к Симоису, поторопись!
Мне понадобилось время, чтобы выбраться из схватки, не создавая паники, но в конце концов мне удалось протиснуться вдоль ахейской стены, подбадривая воинов по пути, напоминая им, что мы окончательно победим тогда, когда сожжем эту тысячу вражеских кораблей и лишим ахейцев надежды уплыть восвояси.
Кто-то подставил мне ногу — и почти поплатился за это своей головой. Но, занося меч, я взглянул на него — он сидел на земле и глупо посмеивался.
— Почему ты не смотришь, куда идешь? — спросил Парис.
Словно громом пораженный, я уставился на него.
— Парис, ты никогда не перестанешь меня удивлять. Вокруг гибнут воины, а ты сидишь в укрытии как ни в чем не бывало. И даже находишь время развлекаться, ставя мне подножки.
Даже это не стерло улыбку с его лица.
— Гм, если ты думаешь, будто я стану просить у тебя прощения, Гектор, то ты ошибаешься! Признай, если бы не я, тебя бы здесь не было. Чьи стрелы сбили тех ахейских царьков, а? Кто заставил Диомеда покинуть битву, а?
Я схватил его за длинные черные кудри и рывком поставил на ноги.
— Тогда сбей еще кого-нибудь! Аякса, например, а?
Бросив на меня взгляд, полный ненависти, Парис ускользнул прочь, а я обнаружил, что наши ряды, к которым я направлялся, были атакованы Аяксом и большим отрядом саламинцев.
Битва шла уже по другую сторону насыпи. Теперь мы дрались среди домов — задача сложная и опасная, ибо каждый дом служил ахейцам прикрытием. Но те, кто сражался на открытом месте, постепенно отступали к берегу и кораблям. Аякс услышал мой боевой клич и ответил на него своим: «Эй! Эй! Враг! Враг!» Мы протискивались навстречу друг другу сквозь людской прибой, я держал копье наготове. И тут, когда я уже почти добрался до него, он внезапно нагнулся и выпрямился, держа обеими руками валун, до этого служивший подпоркой кораблю, вытащенному на берег. Мое копье было бесполезно. Я отбросил его и вытащил меч, рассчитывая на то, что успею ударить первым. Он швырнул в меня камень со всей силы. Мою грудь разорвала боль, и я упал.