83 
— Тогда кто согласится тащить свои корабли вверх по рекам? — спросил верховный царь и немного смущенно добавил: — Моим придется остаться в центре, чтобы остальным было проще к ним подойти…
— Я поплыву по той реке, которая побольше, — быстро ответил я, — и окружу свой лагерь частоколом на случай, если нас атакуют. Защита внутри защиты.
Лоб верховного царя нахмурился.
— Похоже, ты думаешь, мы здесь надолго, сын Пелея.
Я посмотрел ему в глаза:
— Мы здесь надолго, мой господин. Признай это.
Но он не признал. И начал раздавать приказы, кому куда ставить свои корабли, подчеркивая временность стоянки.
Флагманский корабль остался в центре лагуны, в то время как остальные один за другим медленно входили в нее, взмахивая веслами, — наступила ночь, но еще даже треть из них не были вытащены на берег. Мои собственные корабли оставались на рейде в водах Геллеспонта вместе с кораблями Аякса, Малого Аякса, Одиссея и Диомеда. Нам предстояло стать самыми последними. К счастью, погода по-прежнему была хорошая и Геллеспонт был гладким, как озеро.
Когда солнце погрузилось в море у меня за спиной, я впервые хладнокровно осмотрел нашу гавань и остался доволен. С надежной и прочной защитной стеной позади кораблей, вытащенных на берег, наш лагерь будет почти так же неприступен, как Троя, которая высилась на востоке, словно гора, ближе, чем она казалась у Сигейского мыса. А надежная и прочная защитная стена нам понадобится. Агамемнон ошибается: Троя не падет за один день, так же как не один день она строилась.
Когда все корабли вошли в лагуну и были вытащены на берег, в четыре ряда, с вбитыми под корпуса подпорками и сложенными мачтами, мы похоронили филакийского царя Иолая. Его тело было перенесено с его флагманского корабля и уложено на высокие похоронные носилки на вершине поросшего травой холма, и один за другим мужи народов Эллады шли мимо него, пока жрецы пели погребальные песни, а цари совершали возлияния. Убийца его убийцы, то есть я, должен был сказать погребальную речь; я рассказал молчаливой толпе, как спокойно он принял свою судьбу, как храбро сражался перед смертью и что тот, кто его убил, был сыном Посейдона. Потом я предложил наградить его мужество чем-нибудь более долговечным, чем панегирики, и спросил Агамемнона, может ли он отныне именоваться Протесилаем, что означало «первый из людей».
Было дано торжественное согласие; с того дня филакийцы стали называть его Протесилаем. Жрецы укрепили на его лице посмертную маску из чеканного золота и сдернули саван, чтобы показать его полыхнувшее огненными бликами одеяние из золота. Потом носилки погрузили на плот и переправили через большую реку туда, где уже несколько дней неустанно работали каменотесы, выдалбливая ему гробницу в скалистом мысе. Похоронные носилки внесли внутрь, гробницу закрыли, и каменщики принялись наваливать землю на заложенный камнями дверной проем. Через год-два ни один глаз, даже самый зоркий, не сможет увидеть, где был предан земле царь Протесилай.
Но пророчество исполнилось — его народ им гордится.
Глава четырнадцатая,
рассказанная Одиссеем
Все мое время и силы в течение нескольких дней после той первой битвы на троянской земле были заняты вытаскиванием на берег больше тысячи ста кораблей. Их число немного уменьшилось, ибо некоторые из самых бедных женихов Елены не могли себе позволить построить корабли такие же надежные, как, например, корабль Агамемнона. Несколько дюжин затонуло, они были повреждены во время безумной спешки, когда мы старались спустить как можно больше воинов на сигейский берег, но мы не потеряли ни одного корабля с провизией или с лошадьми для колесниц.
К моему удивлению, троянцы не делали никаких попыток подобраться к нашему быстро растущему лагерю, и Агамемнон расценил это как верный знак того, что сопротивление сломлено. Таким образом, весь флот был в безопасности на берегу, и теперь можно было не опасаться, что корпуса разбухнут и потрескаются, впитав слишком много воды. Верховный царь созвал совет. Его переполняла гордость от победы при Сигее, и было бесполезно спорить с его грандиозными замыслами, которым, по моему мнению, очень скоро предстояло пойти прахом. Я не стал его прерывать, гадая, кому еще придет в голову оспорить его самоуверенные заявления. Он говорил при полном молчании, но стоило ему передать жезл Нестору (Калхант на совет не пришел, не знаю почему), как Ахилл вскочил на ноги и потребовал его себе.
83 
