Особенно,... 
91 
— Мы с Диомедом совершили много ночных вылазок в Трою, где узнали: если мы останемся здесь до весны, то положение дел в корне изменится. Приам обратился ко всем своим союзникам на побережье Малой Азии, и все они пообещали ему свои войска. К тому времени, как с гор сойдет снег, в распоряжении Приама будет двести тысяч воинов. И нас погонят прочь.
Ахилл не выдержал:
— Одиссей, ты рисуешь мрачную картину. Разве полное бесчестие от рук врага, с которым мы сразились только однажды, — это то, зачем нас позвали покинуть дом? Твои слова значат, что мы ввязались в бесполезный поход, немыслимо дорогой, который вряд ли окупится богатыми трофеями. Агамемнон, где добыча, которую ты нам обещал? Где твоя десятидневная война? Где твоя легкая победа? Не важно, в какую сторону мы повернем, нас ждет поражение. И ради этого некоторые из тех, кто сегодня здесь собрался, совершили человеческое жертвоприношение. Есть поражение хуже, чем пасть в бою. И таким поражением будет, если нас вынудят оставить этот берег и уйти домой.
Одиссей усмехнулся:
— Неужели остальные в таком же унынии, как Ахилл? Тогда мне вас жаль. Но я не могу отрицать, что сын Пелея сказал правду. От себя я добавлю, что если мы останемся зимовать, нам будет трудно добывать провизию. Сейчас мы можем брать все, что нам требуется, в Вифинии, но зимы здесь, как поговаривают, холодные и снежные.
Ахилл вскочил на ноги и яростно накинулся на Агамемнона.
— Вот о чем я тебе говорил в Авлиде еще до отплытия! Ты совсем не подумал о том, как будешь кормить огромную армию! Какой у нас выбор? Между тем остаться ли нам здесь или идти домой? Я так не думаю. Все, что нам осталось, — это воспользоваться ветрами в начале зимы и отплыть в Элладу, чтобы больше никогда не вернуться. Царь Агамемнон, ты — дурак! Самодовольный дурак!
Агамемнон сидел очень тихо, но видно было, что он едва сдерживает гнев.
— Ахилл прав, — прорычал Идоменей. — Все было спланировано хуже некуда.
Он перевел дыхание, свирепо глядя на своего собрата-вождя.
— Скажи нам, Одиссей, сможем мы взять Трою штурмом или нет?
— Идоменей, об этом нечего даже думать.
Чувства накалялись — Ахилл высек искру, а Агамемнон раздул ее своим молчанием. Он сидел, кусая губы, весь напрягшись от усилия, с которым он сдерживал свою ярость.
— Почему ты не хочешь признать, что не сумел как следует спланировать такой большой поход? — спросил Ахилл. — Будь ты ничтожнее, чем есть, и не будь ты тем, кем стал по воле богов, я бы избил тебя. Ты привел нас к Трое, не думая ни о чем, кроме собственной славы! Ты использовал клятву, чтобы собрать великую армию, позабыв про желания и нужду собственного брата! Насколько сильно в действительности тебя заботил Менелай? Можешь ли ты честно признаться, что делаешь это ради брата? Конечно же нет! Ты никогда и не притворялся! С самого начала твоей целью было обогатиться за счет троянской казны и создать себе империю в Малой Азии! Мы бы все получили свой куш, признаю, но ты получил бы больше всех!
Менелай разрыдался, по его щекам потекли слезы, и его горе свидетельствовало об ужасном разочаровании. Пока он всхлипывал, как поранившийся ребенок, Ахилл поглаживал его по плечу. Атмосфера была накалена до предела, еще одно слово — и они все схватили бы Агамемнона за горло. Почувствовав, что моя рука ищет меч, я взглянул на Одиссея, стоящего неподвижно с жезлом в руке, в то время как Агамемнон сцепил руки на коленях и уставился на них.
В конце концов Нестор, воспользовавшись паузой, разрядил обстановку. Он свирепо накинулся на Ахилла:
— Юноша, твой недостаток уважения заслуживает порки! Что дает тебе право порицать своего верховного царя, когда молчат такие мужи, как я? Одиссей не предъявил никаких обвинений, как же ты смеешь это делать? Придержи свой язык!
Ахилл безропотно подчинился. Он преклонил колено перед Агамемноном, прося прощения, и сел на свое место. По натуре он не отличался горячностью, но между ним и Агамемноном была неприязнь — с тех самых пор, как умерла Ифигения. Понятное дело. Использовав его имя, чтобы выманить девушку у Клитемнестры, Агамемнон не спросил его согласия. Судя по всему, Ахилл так и не простил никого из нас — и меньше всех Агамемнона — за то, что мы приняли в этом участие.
— Одиссей, — сказал Нестор, — по старшинству тебе не положено управлять таким знатным собранием, поэтому отдай жезл мне и позволь взять слово.
91 
