Особенно,... 
91 
– Ну а теперь без научного подхода я тебе вот что скажу, – продолжал Роберт. – Сдается мне, что Прага теперь для нас не самое подходящее место, надо нам поискать счастья в других странах и городах.
– Ну и куда же мы, по твоему мнению, должны отправиться?
– Кажется, в Московии очень желают с тобой подружиться.
– А я не желаю, Робин, водить с ними дружбу, я даже слышать об этом не хочу. Ты, конечно, можешь туда отправляться, я же – никогда.
– Что я, им же не я нужен, а ты, – напомнил Роберт.
– Только не надо мною распоряжаться! – вдруг заорал Бен. – Что это все себе вообразили, будто Бен Франклин вещь какая-то, хочу – куплю, хочу – продам, а то и вовсе убью, если в голову взбредет. Это ошибка так думать, и прошу тебя, Роберт, не надо ее совершать, и тебе, Фриск, я тоже не рекомендую. Если вы намерены меня кому-нибудь продать, то знайте: выгоднее всего вам будет продать мой труп! Мне уже чертовски надоело, что меня все время пытаются использовать.
– Послушай, Бен, – тихо сказал Роберт, – я твой друг. Если бы я им не был, то я бы с превеликой радостью в целях собственной безопасности оставил бы тебя на берегу Влтавы или лучше бы треснул тебя сзади по башке, и валяйся ты там, в лесу, пока тебя не найдут молодчики императора. Какой им резон преследовать меня одного? Но с самого первого дня, как ты пожаловал сюда, тебя распирает от гордыни, ты идешь у нее на поводу и совершенно ничего не видишь. Хотя бы сейчас ты посмотри правде в глаза, ответь себе, чего ты хочешь от всех этих королей и знатных особ. Мне-то они все, видит Бог, и даром не нужны. Они не понимают, что такое предательство, что такое грех, их интересует только одно – политика и насущная необходимость. Если ты этого не видишь и не понимаешь, то тогда ничто не убережет тебя от неминуемой смерти. Левиафан разбужен, и тебе лучше держаться от него подальше.
Бен посмотрел ему в лицо:
– Робин, ты все сказал?
– Все, разве что потом соли у тебя попрошу, когда мы тут начнем пожирать друг друга.
Бен выдавил из себя некое подобие смеха.
– Опыт нелегко дается, – согласился он, – и только дурака невозможно ничему научить. Дело в том, Роберт… – Он вдруг почувствовал, что сейчас расплачется, и замолчал, чтобы немного успокоиться. – Все дело в том, что есть вещи, ответственность за которые лежит на мне. Мне нужно исправить свои ошибки, которые я некогда совершил. Два года я разыгрывал из себя прожигателя жизни, я пытался забыть все плохое, но у меня это не получилось. Возможно, мне не удастся спасти этот город, но ведь кто-то же должен хотя бы попытаться.
– А теперь послушай меня внимательно, – сказал Роберт так, будто разговаривал с маленьким ребенком. – Что я называю твоей гордыней? А то, что ты пытаешься сделать нечто, лежащее за пределами твоих сил и возможностей. Понимаешь?
– Понимаю.
– Да ни черта ты не понимаешь! Хоть убей тебя, не понимаешь! Ты не мог спасти Лондон! И если даже ты бы и мог спасти Прагу, шанс упущен.
– Роберт, ты не понимаешь. Я…
– Послушайте!
Слово прозвучало, как выстрел. В перепалке они совершенно забыли о Фриске. Он стоял, прислонившись к стене, сложив на груди руки, плотно сжав губы, тени трепетали на его изрытом оспой лице. И вдруг Бен вспомнил Луну, и Ленку, и надежду, которая зародилась в его душе прошлой ночью.
– Послушайте, вы, два молокососа, кто-нибудь из вас объяснит мне, о чем это вы здесь толкуете? Будете отмалчиваться, я вам шеи сверну. Ну а когда явится старикашка, если он вообще когда-нибудь явится, я с поклоном передам ему два ваших окоченевших трупа.
Бен вздохнул:
– Капитан Фриск, мне очень жаль, что вы оказались втянутым во все эти дела.
– Не надо извинений и не надо увиливать от ответа. Не ваша забота, что наши пути пересеклись, но я по крайней мере должен знать, в какую игру я играю.
Бен впервые слышал, чтобы Фриск говорил таким тоном. С ним вообще впервые так разговаривали. Тон не оставлял сомнений, что Бен все объяснит, потому что он должен объяснить и потому что Фриск ждет и заслуживает этого.
Бен опустил голову и начал почти шепотом:
– Все началось, когда я еще жил в Бостоне…
Около двух часов у них с Робертом ушло на то, чтобы рассказать Фриску все. Швед время от времени кивал, глаза выражали глубокое внимание. Когда они закончили, Фриск заложил руки за голову и потянулся, размял плечи и шею, после чего улыбнулся и сказал:
– Я услышал больше, чем ожидал. Сколько времени осталось до того, как комета сотрет город с лица земли?
91 
