88 
Гэвин смотрит на цветок. На сцену врывается человек, хватает цветок, бросает на землю. «Подними, если осмелишься!» – кричит он. Дисхарт поднимает цветок и, вдевая в петлицу, уходит. Занавес. Конец первого действия.
* * *
Антракт. Размышляю о ее игре. Она созвучна ее личности. Такая искренность. Честность. Сдержанность стиля. Никаких излишеств. Я опасался, что она будет играть в духе этой пьесы – напыщенно, цветисто. Этого нет. Никаких ухищрений. Она очень естественна. Не перестает поражать ее чувство комического. Она очаровательна и восхитительна, потому что кажется такой очарованной и восхищенной. Вокруг нее атмосфера лукавого веселья, буквально переполняющая зал. Ее кокетство проявляется в неожиданных вспышках. Она передает в игре уверенность в своих женских чарах, вполне отдавая себе отчет в уязвимости священника, – не поэтому ли ее так любит женская аудитория? Каждое ее движение пронизано пикантной утонченностью. То и дело чувствуешь, что затронуты новые струны, усиливающие впечатление. Присутствуют, без сомнения, все качества прекрасной трагической актрисы. И проявятся они естественным путем. Я не буду иметь к этому никакого отношения.
Что еще сказать? Что, как бы живо она ни исполняла свою роль, всегда остается чувство, что возможности ее раскрылись не до конца. Да. Как-то я читал одну книгу… нет, нельзя больше думать о таких вещах.
Ладно, только одно – это так к месту. В этой книге упоминается об энергетическом поле, излучаемом актерами и актрисами, – продолжении так называемой ауры. Это энергетическое поле, говорится в книге, может при определенных обстоятельствах (необычайное взаимопонимание между зрителем и актером) бесконечно расшириться и захватить всю аудиторию – о подобном явлении свидетельствует физика. Увидев Элизу, можно в это поверить.
Она вовлекла в свою ауру всех нас.
А теперь я…
* * *
Когда чей-то голос позвал меня по имени, я перестал писать и, оглядевшись по сторонам, увидел, что человек, забравший у меня билет при входе, протягивает мне сложенный листок бумаги.
– Это вам, сэр, – сказал он.
Поблагодарив, я взял листок, и мужчина ушел. Засунув авторучку и почтовую бумагу во внутренний карман сюртука, я развернул листок и прочитал: «Кольер, мне надо срочно поговорить с вами по поводу здоровья мисс Маккенна. Это вопрос жизни и смерти, так что не подведите. Я жду вас в фойе. У. Ф. Робинсон».
Послание меня потрясло. «Вопрос жизни и смерти»? Встревоженный, я встал и поспешил к двери по коридору. Что могло случиться с Элизой? Я только что видел ее на сцене, и она была ослепительна. Все-таки Робинсон чрезмерно озабочен ее благополучием.
Я вошел в фойе и огляделся. Никаких признаков Робинсона. Высматривая его повсюду, я прошел через людный зал – может быть, он ждет где-то в углу. Да помогут мне небеса в моей глупой наивности! Я не успел даже достать записку, когда ко мне приблизились двое здоровяков.
– Кольер? – спросил один из них, старший по возрасту, с выступающими желтыми зубами и густыми висячими усами.
– Да, – ответил я.
Он так сильно вцепился в мое правое плечо, что я с трудом перевел дух.
– Прогуляемся, – сказал он.
– Что? – уставившись на него, пролепетал я.
Каким же легковерным может быть человек! Даже и тогда я еще не понял.
– Прогуляемся, – повторил он, оскалившись в зловещей улыбке.
Он повел меня в сторону парадного входа, а его напарник так же больно схватил меня за левую руку.
Первой моей реакцией было изумление, второй – гнев на Робинсона из-за того, что он меня одурачил, и на себя, из-за собственной доверчивости. Я попытался высвободить руки, но хватка была железной.
– Я не стал бы сопротивляться, – пробормотал старший мужчина. – Если будешь упорствовать, пожалеешь.
– Точно, – подтвердил другой.
Я бросил на него взгляд. Он был моего возраста, чисто выбрит, с красными обветренными щеками. Как и напарник, он был крепко сбит, в слишком облегающем костюме. Он рассматривал меня бледно-голубыми глазами.
– Просто иди и не шуми, – добавил он.
Я отказывался верить в происходящее. Это было слишком смехотворно.
– Отпустите меня, – сказал я, с трудом сдерживая смех.
– Скоро тебе будет не до смеха, – объявил старший.
При этих словах вся моя веселость улетучилась. Я уставился на него, различив в его дыхании запах виски.
Мы уже подходили к входной двери. Оказавшись на улице, я потеряю последний шанс.
88 
