136 
Марк Антоний пришел в тоге с пурпурной каймой. Худшей нельзя и представить: помятая, в пятнах. «Неужели Антоний не способен управиться даже с прислугой?» — раздраженно спрашивал себя Цезарь.
Как только он вошел, Антоний поспешил к нему.
— Где должен сидеть заместитель диктатора?
— Ты похож на Помпея Магна в его первое консульство, — ледяным тоном осадил его Цезарь. — Пусть кто-нибудь напишет для тебя памятку. Ты уже шесть лет сенатор.
— Да, но фактически очень редко бываю на заседаниях. Приходил регулярно, только когда был плебейским трибуном, да и то лишь три рыночных интервала.
— Поставь свой стул в первый ряд, Антоний, чтобы я мог видеть тебя, а ты — меня.
— Зачем тебе консулы?
— Скоро узнаешь.
Молитвы сказаны, знаки прочитаны. Цезарь выждал, когда все усядутся.
— Два дня назад вступили в должность консулы Квинт Фуфий Кален и Публий Ватиний, — начал он. — Это очень хорошо, что теперь Рим находится под опекой старших магистратов — двух консулов и восьми преторов. Суды смогут функционировать, равно как и собрания. — Тон его изменился, стал спокойнее, прозаичнее. — Я собрал вас, почтенные отцы, чтобы сообщить, что два мятежных легиона, десятый и двенадцатый, в данный момент приближаются к Риму и — по свидетельству моего заместителя — они настроены убивать.
Никто не шевельнулся, никто не промолвил ни слова, хотя от напряжения, казалось, завибрировал воздух.
— Настроены убивать. И очевидно, начнут с меня. В свете этого я хочу уменьшить мое значение в римской жизни. Если диктатора убьют его собственные солдаты, наша страна может впасть в хаос. Наш любимый Рим снова наполнят бывшие гладиаторы и другие уличные хулиганы. Деловые операции сократятся. Общественные работы, так необходимые для всеобщей занятости и подрядного строительства, приостановятся, особенно те, за которые я плачу из своего кошелька. Не будет ни игр, ни фестивалей. Юпитер Наилучший Величайший продемонстрирует свое неудовольствие, громом разрушив свой храм. А Вулкан устроит землетрясение. Юнона Спасительница изольет свой гнев на наших еще не рожденных детей. Казна в один миг опустеет. Отец Тибр выйдет из берегов и зальет нечистотами улицы Рима. Ибо убийство диктатора — это катастрофическое событие. Ка-та-стро-фи-че-ское. Это надо понять.
Все сидели с открытыми ртами.
— Но, — продолжал Цезарь тихо, — убийство частного лица — это не катастрофа. Поэтому, почтенные члены старейшего и священного органа римской власти, я слагаю с себя imperium maius и оставляю диктаторский пост. У Рима теперь есть два законно избранных консула, с которых была взята традиционная клятва, и ни один авгур, ни один жрец не нашли в этой акции никаких упущений. Я с радостью передаю им бразды правления.
Он повернулся к своим ликторам, стоявшим у закрытых дверей, и поклонился.
— Фабий, Корнелий и все остальные, я благодарю вас от всего сердца за заботу о диктаторе Рима и уверяю, что, если меня когда-нибудь вновь изберут на государственный пост, я вновь прибегну к вашим услугам.
Он прошел между стульями и передал Фабию веско позвякивающий кошель.
— Небольшая премия, Фабий. Разделите между собой в обычных пропорциях. А теперь возвращайтесь в коллегию ликторов.
Фабий кивнул с невозмутимым лицом и открыл двери. Двадцать четыре ликтора один за другим покинули храм.
Тишина стояла такая, что, когда вдруг на балке завозилась какая-то птица, все подскочили.
— По пути сюда, — сказал Цезарь, — я получил lex curiata на освобождение себя от диктаторских полномочий.
Антоний слушал, не веря ушам, не понимая, что делает Цезарь, а главное — почему. На мгновение ему показалось, что тот просто шутит.
— Что ты имеешь в виду, говоря, что оставляешь диктаторский пост? — спросил он хрипло. — Ты не можешь этого сделать, ведь два мятежных легиона идут на Рим! Ты нужен Риму!
— Нет, Марк Антоний, не нужен. У Рима есть консулы и преторы. Теперь за все отвечают они.
— Ерунда! Сейчас критическое положение!
Ни Кален, ни Ватиний не произнесли ни слова. Они переглянулись и решили молчать. Происходило что-то большее, чем простой отказ от власти. Оба очень хорошо знали Цезаря как друга, как политика и как командира. Спектакль явно связан с Марком Антонием. Никто ведь не глух и не слеп. Все знают, что это он разложил легионы. Поэтому пусть Цезарь сам и доводит свою игру до конца. К такому же решению пришли Луций Цезарь, Филипп и Луций Пизон.
136 
