211 
Скавр явился в суд, одетый в toga praetexta, излучая устрашающую ауру своего dignitas и auctoritas. Вовсе не имея намерений отвечать на обвинения, Скавр с безразличным видом выслушал Квинта Вария (который сам каждый раз представлял обвинение), огласившего длинный список вредоносных действий Скавра в пользу италиков. Когда Варий наконец закончил, Скавр обратился не к присяжным, а к толпе.
— Вы слышали это, квириты? — прогремел он. — Полукровка из Сукрона, что в Испании, обвиняет Скавра, принцепса Сената, в измене! Скавр отклоняет это смехотворное обвинение! Кому из нас вы верите?
— Скавр, Скавр, Скавр! — скандировала толпа.
Присяжные в полном составе усадили Скавра на плечи и с триумфом пронесли вокруг Нижнего Форума.
— Какой идиот! — говорил позже Гай Марий Скавру. — Неужели он и вправду думал, что может обвинить тебя в измене? Поддерживают ли его всадники?
— После того как всадники осудили бедного Публия Рутилия, я подумал, что они смогут осудить любого, если только им представится возможность, — ответил Скавр, поправляя тогу, которая пришла в некоторый беспорядок после чествования.
— Варию следовало бы начать кампанию против более опасных консуляров с меня, а не с тебя, — сказал Марий. — Когда уехал Марк Антоний, появились серьезные признаки такого поворота событий. Теперь путь для этого закрыт наверняка! Могу предсказать, что Варий на пару недель поубавит свою активность, а затем начнет снова — с менее важных персон. Бестия не в счет, всем известны его волчьи повадки. И бедный Луций Котта не получил тех оплеух, что ему положены. Аврелии Котты сильны, но не любят Луция. Им по душе дети его дяди Марка Котты, рожденные от Рутилии. — Марий умолк, брови его непроизвольно задвигались. — Конечно же, реальное уязвимое место Вария — то, что он не римлянин. Я римлянин. Ты — тоже. Он — нет. Он не понимает этого.
Скавр не клюнул на наживку.
— Этого не понимают ни Филипп, ни Цепион, — сказал он презрительно.
* * *
Месяца, который выделили Силон и Мутил на мобилизацию, оказалось достаточно. Однако к концу его ни одна из италийских армий не выступила, и произошло это по двум причинам. С первой Мутил согласился, а вторая приводила его в отчаяние. Переговоры с предводителями Этрурии и Умбрии шли черепашьими шагами, и никто ни в военном, ни в большом совете не хотел начинать наступление, пока не будет иметь представление, к каким результатам оно может привести. Это Мутил мог понять. Но кроме того, всеми владело странное нежелание выступать первыми — не из трусости, а от застарелого многовекового благоговейного страха перед Римом, и вот это Мутил понимать отказывался.
— Давайте подождем, пока Рим не сделает первый шаг, — сказал Силон на военном совете.
— Давайте подождем, пока Рим не сделает первый шаг, — сказал Луций Фравк на большом совете.
Узнав о том, что марсы передали Сенату документ с объявлением войны, Мутил пришел в бешенство, решив, что Рим сразу же объявит мобилизацию. Но Силон ни в чем не раскаивался.
— Это нужно было сделать, — утверждал он. — Есть законы войны, но есть и законы, определяющие каждый аспект человеческого поведения. Рим не сможет заявить, что не был предупрежден.
Следуя этой логике, Мутил не сумел бы ни сказать, ни сделать ничего, что заставило бы его коллег — италийских вождей — изменить свое мнение: Рим должен рассматриваться как страна, первой совершившая агрессию.
— Если мы двинемся сейчас, мы перебьем их! — кричал Мутил на военном совете.
В то же время и с теми же словами его представитель Гай Требатий выступал на большом совете.
— Вы же понимаете, что чем больше времени мы дадим Риму на приготовления, тем меньше вероятность нашей победы! Тот факт, что никто в Риме не получает никаких известий от нас, является самым большим нашим преимуществом! Мы должны выступить! Мы должны выступить завтра! Промедлив, мы проиграем!
Но все остальные, кроме самнита Мария Игнация, коллеги Мутила по военному совету, с серьезным видом качали головами. Не поддержал Мутила и Силон, хотя и признал внутреннюю его правоту.
Как ни настаивали самниты, ответ оставался неизменным: выступить первыми было бы неправильно.
Побоище в Аскуле также не произвело должного впечатления. Глава пиценов Гай Видацилий отказался послать в город гарнизон для отражения ответных мер Рима. Ответные меры римлян будут приняты не скоро или же, по его мнению, их может не последовать вовсе.
211 
