Последние отзывы

  44  

– Еще бы ты об этом не думал. Размышления о несчастьях, наполняющих мир, – любимейшее занятие наших времен. А если ты еще не успел об этом задуматься, телевизор всегда тебе поможет. Я вот, например, постоянно думаю и о том заколотом, и о студентах, которых били дубинками по головам. Я уверен, они до сих пор где-то приходят в себя после такого лечения. Ну и что из этого? Сознание – это своего рода киносеанс, где показывают один и тот же очень короткий фильм.

– Мне кажется бесчестным не вернуться и избежать страданий, и в то же время вернуться – значит поступить совершенно безрассудно. Оставаясь здесь, я делаю выбор в пользу чести, потому что тем самым отказываюсь убивать.

– Значит, ты должен сделать выбор между безрассудством и бесчестьем. Почему бы и нет. Факт выбора – вот единственная несомненность.

– Из тебя плохой советчик.

– А ты ждешь абсолютного утешения? Прости, на это я не способен.

– Вижу. Но в Гарварде ты говорил иначе.

– Тогда я был слепцом. Сейчас прозрел. По крайней мере наполовину. Дело в том, что не так уж важно, как именно ты поступишь. Все решат каузальные элементы твоего характера, с одной стороны, очень глубокие, с другой – совершенно поверхностные. Глубокие, потому что инстинктивные и укорененные. Поверхностные, потому что по отношению к твоему подлинному «я» они совершенно несущественны. В определенном смысле ничто не имеет решающего значения, хотя в сумме все бесконечно важно. Не важно, что ты делаешь, хотя важно, как ты делаешь. При этом честность – это всего лишь иллюзия, без которой нельзя обойтись.

– И все же имеет значение, как я поступаю, правильно или нет, – упорствовал Людвиг.

– На самом деле нет, и не таким образом, как ты полагаешь. Мы с тобой и без того сориентированы на то, чтобы делать то, что надлежит, в рамках общепринятого. Любое действие, на которое ты сочтешь себя способным, уже можно считать правильным. Так о чем беспокоиться?

– Тогда что меня должно, по-твоему, действительно беспокоить? Политика?

– Господи Боже мой, ну что ты. Оставим политику тем, кто считает ее делом своей жизни. Ни я, ни ты в ней не замешаны. Строго говоря, политика должна существовать на приземленном уровне, где твое «я» – только материал, где нет места никаким абстракциям, где нет ничего для тебя интересного и личного. И вот как раз на этом уровне индивидуальности терпят крах, но политика на самом деле здесь ни при чем. Нужно уметь довольствоваться простыми, четко разграниченными понятиями. Брось воображать, что эта сложная психологическая путаница, вечно тебя сопровождающая, и есть ТЫ. Постарайся быть вне этого. Прежде всего избавься от чувства вины и от беспокойства по поводу того, правильно ли ты поступаешь. Все – пустое. Чувство вины – это производное от веры в личного Бога, которая, к счастью, уже умерла. Нет Альфы и Омеги, и это самое важное. Помнишь, как однажды я цитировал тебе тот метафизический отрывок из Кьеркегора: «Чтобы начать шить, надо сначала завязать узелок на нитке». Это ошибка. Ты не обязан завязывать узелок, ты не можешь завязывать узелок и не должен его завязывать. Просто вдень нитку в иголку, и все.

– Признаюсь, что я не совсем понимаю. Что ты собираешься делать с собой? Как будешь воплощать на практике все сейчас сказанное?

– Еще не знаю. Я привык думать, что мне уготована особая судьба. Но я сделал открытие. Каждый так о себе думает. Как только я это понял, тут же перестал строить на свой счет разные иллюзии. Слава Богу, роман потерян. Он был своего рода искушением.

– Мне кажется, при твоих нынешних взглядах уже не может быть искушений.

– О, искушения есть, и еще какие, есть тяжкие испытания, есть даже стремления.

– Назови хотя бы одно.

– Уйти от мира. Лишиться всего, даже надежды. Сложить саму жизнь на алтарь. Помнишь, в «Илиаде» бессмертные кони Патрокла оплакивают смерть Ахиллеса, а Зевс скорбит при виде бессмертных, втянутых в бессмысленное безумие морали.

– В этом и состоит твой «алтарь»?

– Да. Боги лишены возможности по-настоящему страдать. Люди лишены умения понимать. Но животные, те, что как боги, способны уронить несколько чистых слезинок. Я хотел бы обладать их способностью. Зевсу не дано плакать.

– Ты употребляешь наркотики?

– Не смеши меня, Людвиг.

– Налей себе еще виски…

– Мне, наверное, уже хватит… Я сегодня виделся с Шарлоттой.

– Теткой Шарлоттой? Ну и что?

– Да так, разнервничалась, даже обиделась. Не важно. Все хорошо быть не может. Ты можешь кое-что передать Грейс?

  44