Я ждал. Требовалось время, чтобы усвоить сообщенную мной информацию. Время шло… Шло…
Все молчали. Сначала я думал, что молчание — следствие боли, причиненной моим сообщением, но вскоре понял, что присутствующие ждут, пока все услышанное ими достигнет сначала остальных гигантов города Круг, а затем, конечно, в ослабленной, упрощенной форме, может быть, не более, чем в виде ощущения угрозы, опасности, и гигантов всех Математических Городов. Высокий цилиндр, в котором мы сидели, представлял собою передающее устройство, работающее, когда внутри находились от десяти до двенадцати гигантов, имеющих навыки обращения с подобной аппаратурой, приобретаемые в процессе специального обучения.
Функционировала эта система передачи примерно так же, как и система обмена между Канопусом и Роандой. Существовала сеть, позволяющая обмениваться информацией в определенной форме, в определенном виде. Формализованная информация при соблюдении определенных процедур проникала из голов находящихся в цилиндре-передатчике в головы других гигантов в этом, а затем и в других городах.
Пока мы сидели в молчании, выполнялись именно эти процедуры. Определялся эмоциональный фон, если слово «эмоции» подходит для тех более высоких чувств и переживаний, которые охватили членов Большой Десятки, производились базовые вычисления, накладывались друг на друга передаваемые новости.
Я тем временем наблюдал, разглядывал присутствующих. Внимание мое привлекла одна из членов Большой Десятки, особа женского пола, весьма странного облика по любым стандартам. Ростом она на добрую пядь — по масштабам гигантов — превосходила самого высокого из остальных членов совета, сложения однако была весьма хрупкого, тонкокостная, и плоть кости ее почти не обременяла, в общем, худа чрезвычайно. Мертвенно белая ее кожа местами отливала синевой. Я такой кожи не встречал нигде в нашей галактике и с первого взгляда ощутил отвращение. Но уже второй взгляд вызвал сомнения, затем мне это странное явление даже понравилось, и наконец я совсем запутался, не понимая, нравится она мне или нет. Равнодушным гигантесса меня, во всяком случае, не оставила. Глаза ее поражали небесной голубизной. Волос на голове, как и у всех гигантов, очень мало, золотистый пушок. Интересным отличием оказались длинные роговые или костные выросты на концах пальцев, напоминающие когти, какими щеголяли предки нынешних туземцев Роанды. Пытаясь установить родословную этой гигантессы, можно было долго ломать голову. Очевидно, ей и самой мысли подобного рода покоя не давали. Слишком уж она выделялась на фоне присутствующих черно — и коричневокожих здоровяков с черными, карими, в лучшем случае темно — серыми глазами. Она не могла не чувствовать себя здесь чужеродным элементом. Не улучшала положения и ее явная слабость, почти изможденность, этой женщине, пожалуй, и на ногах-то держаться было трудно. Сказанное мною вызвало видимые признаки расстройства лишь у нее одной. Гигантесса все время вздыхала, голубые глаза ее беспокойно блуждали, она то и дело кусала тонкие красные губы, рот ее походил на свежий порез. Но и она пыталась сдерживать чувства, сидела привалившись спиною к стене, разглаживая голубую ткань брюк или сложив пальцы на коленях.
Выждав достаточную паузу, я дополнительно сообщил, что причиной кризиса является неожиданное смещение звезд системы Канопуса. Реагировали они снова весьма сдержанно: сдержанная обеспокоенность, сдержанный непроизвольный протест.
Все мы дети звезд и их сил. Они создают нас, мы влияем на них, мы все — участники пляски, от которой никогда никакими усилиями не можем отделиться. Но взрываются боги, заблуждаются боги, растворяются боги в облаках рассеянного газа, съеживаются и расширяются, и чего там только с ними еще не приключается… И тогда мельчайшие частицы их сути могут позволить себе выразить своими микросредствами — не протест, нет, но мельчайшую дозу полноценной иронии; да, именно так: со всем должным уважением могут они состроить на физиономии мягкую гримасу иронии.
А для туземцев и эта возможность закрыта. Они не способны воспринять события на уровне, доступном гигантам. Основные жертвы этого небесного ляпсуса, этой непредвиденной галиматьи, звездного сдвига не смогут даже узнать достаточно для того, чтобы обреченно покачать головой и пробормотать сквозь сжатые губы: «Что ж, им-то там хорошо…» или «Ну, вот, опять! Так я и знал… Да-а, кому пожалуешься…».