Уэнтик выбрал что-то показавшееся ему похожим на гладкую полосу среди торосистого льда и сделал несколько заходов на посадку. Приземлиться по-настоящему он должен с одного раза…
Наконец он был готов и сделал еще один круг. От благополучного приземления, думал он, зависит абсолютно все. Он педантично перебирал в уме все мельчайшие детали управления самолетом во время посадки, которым обучался так много лет назад над лугами Англии.
Самолет пошел на последний заход, тонкий металл поплавков едва не касался льда и снега. Он убрал газ, снизив скорость до возможного предела, затем осторожно двинул тягу вперед.
Поплавки коснулись поверхности плато.
И металл смялся, шасси согнулось. Уэнтик дал газ, двигатели взревели, но самолет уже потерял необходимую для взлета скорость. Он накренился на левый борт и конец крыла стал скрести снег. Правое крыло задралось и нос самолета зарылся в снег. Уэнтик закрыл лицо руками как раз в тот момент, когда металлическая переборка позади него смялась и выперла внутрь кабины. Окружавшее его остекление фонаря разлетелось вдребезги, приборы превратились в сплошное месиво. Раздался грохот рухнувшего на фюзеляж крыла, самолет опрокинулся и замер, задрав вверх искореженные шасси.
Холодный ветер заносил искрящимися крупицами льда обломки гидроплана.
Глава двадцать четвертая
Долго ли он был без сознания Уэнтик не знал. Он ощутил страшный холод и окончательно очнулся.
Вокруг кромешная тьма, ноги выше тела, весь его вес воспринимался только лопатками. В голове пульсирующая боль, на лице влага, по-видимому кровь. Он осторожно поиграл мышцами тела, проверяя, нет ли переломов. Боль чувствовалась только в левой руке, которая застряла между обломками. Правая рука могла двигаться свободно.
Надо немедленно добраться до укрытия. Холод становился невыносимым.
Казалось, нет никакой возможности вылезти из-под обломков, тело застряло в неудобном положении. Он попытался оттолкнуться ногами, но плечи еще сильнее притиснулись к металлу. Никакой свободы движения ни в одном направлении. Он попытался пошевелить ногами, но и для их движения пространство было ограниченным. Правая рука лежала на длинном металлическом стержне, видимо какой-то части управления, и эта деталь ничем не удерживалась. Он схватил ее.
Самолет имел деревянный каркас, надежда была только на его слабость. Он поднял стержень и с размаху двинул его конец вперед. Послышался треск ломающегося дерева. Он ударил еще раз и еще.
За несколько секунд удалось проделать достаточного размера дыру и он надавил ногами на обшивку. Дерево затрещало, послышался хруст рвущейся парусины и внутрь внезапно проник тусклый свет. Он ударил ногами снова, но послышался скрип исковерканных конструкций фюзеляжа над ним и позади. Уэнтик перестал пинать обшивку.
Он заерзал, пытаясь сдвинуться вперед, стал подтаскивать тело, работая ногами. Дальше талии тело в дыру не проходило. Левая рука оставалась зажатой и была повреждена. Он дернул ее и ощутил боль от впившегося в мякоть руки рваного металла.
Если удастся освободить руку, он выберется. Уэнтик снова дернул руку и ощутил, что рвет собственную плоть. Резкая боль пронизала руку до самого плеча и он на секунду закрыл глаза.
Наконец, отчаянно дернув, он вырвал руку и взвыл от боли.
Извиваясь, он выскользнул через дыру и упал на твердую ледяную поверхность. Дул сильный ветер, было мучительно холодно.
Он взглянул на руку и увидел глубокую рану повыше запястья. Из нее текла кровь. Уэнтик положил кровоточащую руку на грудь и зажал рану правой рукой.
На горизонте неясно вырисовывалась черная масса облаков, грозившая полным мраком. Уэнтик понял, что в считанные минуты разразится снежная буря. Он должен попасть в укрытие…
Пытаясь приземлиться, он рассчитывал остановиться возле одного из входов на станцию, отмеченному электрически подогреваемой вехой. Под поверхностью льда возле нее находится тамбур лифтовой шахты, которая ведет к переплетению тоннелей.
Ближайшая веха где-то в двухстах метрах от места крушения гидроплана и Уэнтик заспешил к ней с той скоростью, какая была для него возможна на мерзлом снегу. Он прекрасно понимал, что без укрытия жить оставалось не более нескольких минут. Кровь на лице уже замерзла, то же самое грозило раненной руке. Холод был невозможным, каждый вдох сопровождался настоящим взрывом в легких.