189 
Мальчиком, как и многие из его сверстников, он был страстно увлечен Наполеоном, однако впоследствии разочаровался в мнимом освободителе Европы… -
«Что за странные вести об этом Енаковом сыне анархии[110] — Буонапарте! С тех пор как в Харроу, в 1803 году, когда началась война, я защищал его бюст от подлецов, державших нос по ветру, он был для меня hero de Roman[111] — правда, только на Континенте; здесь я его не желаю. Но мне не нравятся все эти побеги — отъезд из армии и проч., и проч. Когда я сражался в школе из-за его бюста, я, конечно, не предполагал, что он убежит от самого себя. Не удивлюсь, однако, если он еще всех их расколотит. Давать себя разбить настоящим воинам — это еще куда ни шло; но дать себя разбить трем чистопородным олухам из старых законных династий… O-hone-a-rie! — O-hone-a-rie!»[112] (дневник, 17 ноября 1813 г.).
См. также прим. к с. 259.
Ничто он не любил так сильно, как оказаться на борту корабля, оставляя позади отвергнутое им или отвергнувшее его и устремляясь к неизвестному. — Из стихотворения «Стансы к некой даме [Мэри Чаворт-Мастерс], написанные при отъезде из Англии»:
- Пора! Прибоя слышен гул,
- Корабль ветрила развернул,
- И свежий ветер мачту гнет,
- И громко свищет, и поет;
- Покину я мою страну:
- Любить могу я лишь одну.
- Но если б быть мне тем, чем был,
- Но если б жить мне так, как жил,
- Не рвался я бы в дальний путь!
- Я не паду тебе на грудь
- И сном блаженным не засну…
- И все ж люблю я лишь одну.
И нужно ли напоминать знаменитые строки из прощания Чайльд-Гарольда (1, XIII)?
- Прости, прости! Все крепнет шквал,
- Все выше вал встает,
- И берег Англии пропал
- Среди кипяших вод.
- Плывем на Запад, солнцу вслед,
- Покинув отчий край.
- Прощай до завтра, солнца свет,
- Британия, прощай!
- Промчится ночь, оно взойдет
- Сиять другому дню,
- Увижу море, небосвод,
- Но не страну мою.
- Погас очаг мой, пуст мой дом,
- И двор травой зарос.
- Мертво и глухо все кругом,
- Лишь воет старый пес.
- .
- Я знаю, слезы женщин — вздор,
- В них постоянства нет.
- Другой придет, пленит их взор,
- И слез пропал и след.
- Мне ничего не жаль в былом,
- Не страшен бурный путь,
- Но жаль, что, бросив отчий дом,
- Мне не о ком вздохнуть.
- Вверяюсь ветру и волне,
- Я в мире одинок.
- Кто может вспомнить обо мне,
- Кого б я вспомнить мог?
- Мой пес поплачет день, другой,
- Разбудит воем тьму
- И станет первому слугой,
- Кто бросит кость ему.
- Наперекор грозе и мгле
- В дорогу, рулевой!
- Веди корабль к любой земле,
- Но только не к родной!
- Привет, привет, морской простор,
- И вам — в конце пути —
- Привет, леса, пустыни гор!
- Британия, прости!
Я была среди тех, кого он покинул. -
- Дочь сердца моего, малютка Ада!
- Похожа ль ты на мать? В последний раз,
- Когда была мне суждена отрада
- Улыбку видеть синих детских глаз,
- Я отплывал — то был Надежды час.
- И вновь плыву, но все переменилось.
- Куда плыву я? Шторм встречает нас.
- Сон обманул… И сердце не забилось,
- Когда знакомых скал гряда в тумане скрылась.
Глава седьмая
Главнокомандующий союзническими Армиями… — Артур Уэлсли, первый герцог Веллингтон, мнение о котором Байрон менял так же резко, как и о Наполеоне.
«Это — мужчина, Сципион нашего Ганнибала. Но успехом при Ватерлоо он обязан русским морозам, уничтожившим весь цвет французской армии» (Томасу Mvpy, 7 июля 1815 г.).
«Негодяй Веллингтон — любимое детище Фортуны, но ей не удастся прилизать его так, чтобы получилось нечто приличное; если он проживет дольше, его разобьют — это несомненно. Никогда еще Победа не проливалась на столь бесплодную почву, как эта навозная куча тирании, где вызревают одни лишь гадючьи яйца» («Разрозненные мысли», № 110; октябрь 1821).
110
«Там видели мы и исполинов, сынов Енаковых, от исполинского рода; и мы были в глазах наших пред ними, как саранча, такими же были мы и в глазах их» (Числ. 13:34).
111
Герой романа (фр.).
112
Погиб вождь! (шотл.)
189 
