В замешательстве Али поднял стакан за здоровье добродушно улыбавшихся ирландских коммерсантов (если это были коммерсанты) и попросил их, буде они пожелают, возобновить свой рассказ.
«Достойно удивления, — заговорил господин Майкл, сцепив пальцы на животе и продолжая прерванную нить повествования, — каким образом человек, доказавший свою приверженность делу Свободы — и Свободы для всего человечества, а не только для собственной Нации, мог служить в армии, которая была призвана подавить справедливые чаяния американцев, добивавшихся права решать самим за себя. Что ж! Лорд Эдвард был британским солдатом, и в природе его — в природе солдата — заложено стремление подчиняться приказу и вступать в бой, не задумываясь о правоте дела, порученного его Армии, — или, скорее, прочно заперев сомнения в груди, дабы, вступив в противоречие с Долгом, они не ослабили его решимости и не смягчили удары, что подвергло бы опасности и его самого, и тех, кто находился у него в подчинении. Нелегкая по временам задача, хотя и выпадает она многим.
Нет сомнения, и разум лорда Эдварда, и его сердце тянулись к американцам — но Рука повиновалась другим командам. Ему нравились эти люди, и он признавал их правоту. Он презирал нескончаемую озабоченность британцев рангами и соблюдение мельчайших оттенков субординации: американцы подкупали его отсутствием всякого неравенства — тем, что не считали одних выше, а других ниже, судя по одному только имени или происхождению, — ему по душе была страна, где любой житель, будь то мужчина или женщина, владея топором, ружьем, парой волов и запасом энтузиазма, мог построить для семьи дом, взрастить детей, жить по своему усмотрению — свободно и открыто — и не быть никому обязанным за это, разве что взаимному соглашению. И, как только с победой Вашингтона война закончилась, лорд Эдвард вознамерился вернуться на западный Континент — в Канаду, где все еще была расквартирована Британская Армия, — не только службы ради, но и чтобы путешествовать, узнавать новое — словом, чтобы оглядеться.
«Призываю вас, юный сэр, — воскликнул господин Майкл, вскочив с места в порыве воодушевления, — вообразить себе просторы Канады, какими они были тогда и какими, конечно же, остаются и сейчас, — широкие реки и высокие горы, безымянные и доступные глазу одних дикарей — Ниагарский водопад — целые флотилии Каноэ, в которых путешествуют первобытные Народы, — снега…»
«Сами мы о снеге почти что ничего не знаем, — вмешался его брат. — Он схож с сахарной пудрой на пирожном. Там снег выпадает в ноябре и громоздится сугробами выше головы, которые не тают до самого лета, — однако дикари-охотники бродят по сверкающей глади в снегоступах, волочат за собой повозки, нагруженные шкурами убитых Бобров и Лосей, — и ухитряются двигаться с большей легкостью, чем в летнем лесу!
Лорд Эдвард странствовал так не один месяц — спал под звездами — стелил себе постель из еловых веток — или выкапывал в сугробе нору — и нередко ел пеммикан (сушеное мясо лося) в обществе знаменитого индейского Вождя, которого англичане звали Джозеф Брант, а также своего единственного спутника — Верного Тони».
Теперь и его брат поднялся на ноги, словно описанные картины развернулись перед его вдохновенным взором. «Выпадало ли на долю хоть одному уроженцу Африки, — вскричал он, — или рабу из Каролины видеть края столь разнообразные и диковинные, в каких побывал Верный Тони? Кому еще из них доводилось целыми днями преследовать лося, пока тот не падал в изнеможении, — стоять среди грохота и брызг Ниагарского водопада — делить со своим Другом и Хозяином все тяготы — и каждую победу? Никакому американскому рабовладельцу не удалось бы завоевать подобной преданности — не говоря уж о любви, — но ирландскому поклоннику Свободы это удалось!»
«У истоков великой реки Миссисипи, — продолжил господин Майкл, — Вождь Джозеф принял лорда Эдварда в свой клан племени могавков — клан Медведя. Там путешественник и расстался с величавым дикарем, к которому проникся не только восхищением, но и любовью, — хорошо понимая при том, как много тот перерезал глоток у бледнолицых, как много сжег поселений, — и направился вниз по течению к Новому Орлеану, откуда намеревался вернуться домой. Именно там он узнал — из писем, давно его догонявших, что некая ирландская дама, к которой он долгое время питал сердечные чувства…
А она, как лорд Эдвард имел основания полагать, отвечала ему взаимностью, невзирая на стойкое противодействие ее отца — человека жестокого или, по крайней мере, тупоумного и упрямого, — который, по мнению лорда Эдварда, воспрепятствовал их помолвке…