46 
* * *
— Мавры! Мавры скачут!
Когда из устья Сан-Херонимо между госпиталем при церкви Буэн-Сусесо и монастырем Виктория на Пуэрта-дель-Соль выносятся головные всадники, первое побуждение безоружной толпы — броситься прочь, рассеяться по окрестным улицам, спасаясь от летящих галопом мамелюков, крутящих над головами в чалмах кривые сабли, рассыпающих направо и налево удары. В этом столпотворении падре из Фуэнкарраля дон Игнасьо Перес Эрнандес пытается поднять упавшего старика — сейчас ведь наскочат, затопчут, — как вдруг со всех сторон начинают звучать голоса, призывающие не отступать, держаться стойко и дать отпор:
— Бей их! Бей мавров-лягушатников! Не давай пройти! Не пропускай!
Испуганный священник слышит, как щелкают, раскрываясь, бесчисленные навахи. Роговые рукояти, семь пружин, высвобождающие лезвия длиной от пяди до двух, — люди достают их из карманов, из-за пазухи, из-под плащей и с ними, будто ослепнув от ярости, заходясь неистовым криком, бросаются навстречу мамелюкам.
— Да здравствует Испания и король! Бей мавров!
Схватка происходит с невиданным доселе ожесточением. Охмелев от злобы, не заботясь о том, чтобы уцелеть, люди лезут прямо под копыта, вцепляются в поводья, хватаются за вальтрапы и стремена, наносят удары, куда придется, докуда рука дотянется — в ноги, в живот, — поднырнув под лошадей, вспарывают им брюхо, и те, путаясь в собственных кишках, падают, бьются на мостовой.
— Режь их! Чтоб ни один не ушел!
С улиц на площадь волна за волной вылетает конница. Лошади спотыкаются о распростертые тела, прыгают, поджав ноги, шарахаются в сторону, встают на дыбы, вскидывая в воздух и волоча людей, которые гроздьями виснут на поводьях, упрямо и свирепо тянут с седел мамелюков, не обращая внимания на свистящую, полосующую воздух сталь, меж тем как со всех сторон набегают остервенившиеся горожане с ножами, с охотничьими пищалями, древними мушкетонами, в упор стреляют в морду лошадям, в грудь всадникам. А те, слетев наземь, получают по восемь-десять ударов ножом, и по мере того, как зеленые мундиры и блестящие шлемы французских драгун перемешиваются с пестрыми одеяниями египетских наемников, резня захлестывает всю площадь, а с балконов и из окон тоже гремят выстрелы, летят бутылки, черепица, кирпичи, порой даже столы или табуреты. Из домов выскакивают женщины с портновскими ножницами, с кухонными ножами, многие жильцы бросают оружие тем, кто дерется внизу, а самые смелые — у них дикие, жаждущие крови и кровью налитые глаза — с воем вскакивают сзади на круп лошадям, всаживают клинки в бок, перерезают глотку всадникам, убивают, умирают, валятся с разрубленными головами, ползают на коленях под топчущимися лошадьми, катаются там, обхватив и стиснув противника, захлебываются собственной кровью и кровью врага, вонзают, исторгая крики из своей и чужой груди, ножи, и кони со вспоротыми животами жалобно ржут, молотят в воздухе копытами. Вот так из восьмидесяти шести человек, составлявших эскадрон мамелюков, погибают под ножами двадцать девять — и в числе их герой Аустерлица легендарный Мустафа, которому каменщик Антонио Мелендес Альварес, уроженец Леона, 30 лет, перерезал горло, покуда Франсиско Фернандес, слуга графа де ла Пуэбло, и Хуан Гонсалес, слуга маркиза де Вильясека, держали. Под полковником Доменилем, командовавшим авангардом, убили двух лошадей, и от неминуемой смерти его оба раза спасали бросавшиеся на выручку драгуны и мамелюки.
— Держись, держись, еще скачут!.. Да здравствует дон Фернандо Седьмой!
Окровавленные по самую рукоять навахи не ведают устали. Многие французы, придя в замешательство при виде этой живой стены, разворачивают коней и огибают Буэн-Сусесо в сторону улицы Аточа, где их встречает то же самое, но горловина Сан-Херонимо извергает новые и новые волны императорской кавалерии, и горожане начинают нести страшные потери. У фонтана Марибланка помянутому каменщику Мелендесу ударом сабли раскроили череп. Буэнавентуре Лопесу дель Карпьо, помощнику аптекаря с улицы Монтера, дравшемуся рядом со своим товарищем по имени Педро Росаль, пуля разворотила лицо; погибли под копытами хватавшие лошадей под уздцы Луис Монхе с Менорки, конюх Рамон Уэрто, неаполитанец Блас Фальконс, поденщик Басилио Адрао Санс и Мария Тереса де Гевара с улицы Хакометресо. Многие, дрогнув, отступают и бегут, ища спасения, и вот уж на Пуэрта-дель-Соль остается не больше трех сотен мужчин и нескольких женщин, которые продолжают драться, чем и как могут, время от времени скрываясь за углами, ныряя в подвалы, чтобы перевести дух или пропустить сомкнутый строй кавалерии, а потом вновь набрасываясь на одиночных всадников, снующих по площади в разных направлениях. В числе этих людей — братья Рехон и их неразлучный спутник Матео Гонсалес, егерь из Кольменара: они сражались отчаянно, но были вынуждены отступить к решетчатым воротам перед папертью, когда накатившая волна драгун рассеяла их малый отряд, огнем и сабельными ударами уложив Эзекиэлу Карраско, кузнеца Антонио Иглесиаса Лопеса и сапожника Педро Санчеса Селемина, 19 лет. Среди тех, кто, отбиваясь, успел укрыться в церкви Буэн-Сусесо, Матео Гонсалес, глазам своим не веря, узнает актера Исидоро Майкеса,[26] дравшегося, оказывается, с мадридским простонародьем плечом к плечу.
46 
