44 
Начальник королевской тюрьмы отказывается верить своим ушам:
— Чего, ты сказал, они хотят?
Главный надзиратель Феликс Анхель, только что положивший ему на стол исписанный лист бумаги, пожимает плечами:
— Нижайше просят.
— Вот я и спрашиваю — о чем они просят?
— Чтобы их отпустили защищать отчизну.
— Ты издеваешься, Феликс?
— Боже меня упаси.
Начальник цепляет на нос очки и все еще недоверчиво пробегает глазами прошение, которое надзиратель, как предписано правилами внутреннего распорядка, представил ему на рассмотрение:
Паелику в городе наблюдаются безпорядки, а с балконов слышно, что нужны люди и оружие для защиты Родины и Короля, я, ниже падписавшийся. Франсиско Хавьер Кайон, от своего лица и от имени арестантов, отбывающих срок отсидки во вверенном вам исправительном заведении, нижайше прошу отпустить нас на свабоду, дабы палажить жизнь на алтарь борьбы с чужиземцами и на благо отчизны. Клятвенно обисчаем все вернуться в тюрьму.
Начальник, все никак не оправясь от изумления, смотрит на старшего надзирателя:
— Какой это Кайон? Номер пятнадцатый, что ли?
— Он самый. Грамотей, как сами изволите видеть. И слогом владеет.
— И что же — ему можно доверять?
— Можно-то оно конечно можно…
Начальник ерошит бакенбарды и бормочет с большим сомнением в голосе:
— Дело неслыханное… Ни в какие ворота… Даже в наших прискорбных обстоятельствах… И потом, среди них есть такие, кто отбывает срок за особо тяжкие… Как же можно их отпускать?
Надзиратель покашливает, глядя себе под ноги, а потом переводит взгляд на своего начальника:
— Еще сказали, что взбунтуют тюрьму, если их прошение не удовлетворят по-хорошему.
— Как? Они угрожают?! — Начальник стучит кулаком по столу. — И эти канальи осмелятся?!
— Тут ведь дело такое… Как посмотреть… Можно сказать, они уже осмелились… Собрались во дворе и забрали у меня ключи. — Надзиратель показывает на бумагу. — Это прошение, вообще-то говоря, формальность. Доказательство благих намерений.
— Они вооружены?
— Ну, опять же, как сказать… Обычное дело — заточки разного вида и фасона… Да, еще они обещают поджечь тюрьму.
Начальник утирает лоб платком.
— Это, надо полагать, тоже в доказательство благих намерений?
— Да я что, господин начальник… Это они так говорят…
— А ключи ты им отдал тоже по-хорошему?
— Чего было делать?! Вы же знаете, какой это народ. «По-хорошему» — это ведь так говорится…
Начальник поднимется из-за стола и раза два обходит его кругом. Останавливается у окна, озабоченно прислушиваясь к пальбе, доносящейся снаружи.
— Ну и как ты считаешь — они сдержат слово?
— Не имею на этот счет ни малейшего понятия.
— А если тебя поставить над ними старшим, так сказать? А? Что скажешь?
— Скажу, и притом со всем почтением, что если это шутка, то неудачная.
Начальник в замешательстве снова утирает лоб платком. Возвращается за стол, надевает очки, перечитывает прошение.
— Сколько у нас сейчас народу?
Старший надзиратель достает записную книжку:
— На утренней перекличке отозвалось восемьдесят девять душ. Это здоровые. И еще пятеро — в лазарете. Итого девяносто четыре. — Он закрывает книжку и добавляет многозначительно: — Было утром.
— И все желают воевать с французами?
— Нет. По словам Кайона, таковых имеется пятьдесят шесть. Остальные тридцать восемь, если считать и больных, предпочитают спокойно оставаться здесь.
— Безумие какое-то, не находишь, Феликс? Не тюрьма, а натуральный сумасшедший дом.
— День такой, господин начальник. Отчизна в опасности и всякое такое…
Начальник подозрительно смотрит на него:
— Ты что?.. Ты, может, тоже намереваешься… с ними?
— Я? Да ни за какие коврижки!
* * *
Покуда начальник и старший надзиратель королевской тюрьмы водят хоровод вокруг прошения заключенных, другое письмо — и совсем в другом тоне — доставлено в собственные руки членов совета Кастилии. Подписано оно великим герцогом Бергским и гласит следующее:
С настоящей минуты предписывается, прекратив всякого рода попустительство, незамедлительно восстановить в городе спокойствие, ибо жители Мадрида в случае неповиновения испытают на себе все пагубные последствия оного. Мои войска соединились. Суровые и неумолимые приказы отданы. Под страхом расстрела должны быть прекращены любые сборища. Каждый, кто будет застигнут на них, должен быть незамедлительно взят под стражу.
44 
