— Ну-с, генерал, — суховато произносит он. — Теперь, с вашего позволения, покончим с этим раз и навсегда.
* * *
Уже десять минут спустя вся улица Сан-Хосе от угла Сан-Бернардо до монастыря Маравильяс являет собой разворошенный муравейник. Завивающийся спиралями пороховой дым прорезают вспышки выстрелов, пение рожков и барабанный бой заглушаются неистовой трескотней ружейных выстрелов. Пытаясь замедлить продвижение французов, в эту пелену палят наугад люди капитана Гойкоэчеа с верхних этажей главного корпуса, и, если нет зарядов, швыряют камнями, обломками черепицы, кирпича те, кто засел на ограде. Россыпью пуль по неприятельской колонне бьют пушки у ворот, и вокруг них собираются выведенные капитаном Веларде из парка, чтобы отразить штыковую атаку.
— Держись! Держись! Да здравствует Испания! Да здравствует Фернандо Седьмой!
Артиллеристы, волонтеры короны, горожане обоего пола, сжимая ружья, штыки, сабли, ножи, видят, как, выныривая из дыма, неумолимо приближаются топоры и крючья саперов, черные кивера и штыки грозной императорской пехоты. Но вместо того, чтобы замяться, дрогнуть, отступить, испанцы стойко держатся вокруг пушек, которые стреляют едва ли не в упор, а когда кончаются заряды, последний залп дают ружейными кремнями — те вырубают широкую просеку в рядах атакующих, и генерал Лефранк, упав вместе с конем, у которого вспорото брюхо, тяжко ударяется о землю. Обескураженные таким отпором французы на миг ослабляют натиск, и это придает защитникам парка новые силы.
— За Испанию! За короля!
И самые смельчаки бросаются на гренадер, и закипает рукопашная — грудь в грудь — схватка, сыплются удары штыком и прикладом, и схваченным за ствол разряженным ружьем орудуют как палицей. В этой свалке падают убитыми Томас Альварес Кастрильон, поденщик Хосе Альварес, волонтер Мануэль Веларте Бадинас, 22 лет. Ранены приказчик мясной лавки Франсиско Гарсия, солдат Ласаро Кансанильо и Хуана Кальдерой Инфанте, 44 лет, дравшаяся рядом с мужем. Французы тоже несут немалые потери. Смутившись от этой яростной контратаки, они под частым огнем из окон и с крыш отступают, оставляя на земле убитых и раненых. Но тотчас, перестроившись, дают залп, выкашивающий ряды горожан, и вновь бросаются в штыки. Пули сбивают с мостков за стеной Клементе де Рохаса и капитана из полка Сантьяго-де-Куба Андреса Ровиру, который сегодня утром пошел следом за направлявшимися в Монтелеон волонтерами во главе с Веларде. У самых ворот парка изувечена губительным огнем Маноли Армайона — та самая девочка, что недавно угощала артиллеристов вином, — и смертельно ранены у пушек Хосе Аснар, дравшийся бок о бок с сыном, Хосе Аснаром Морено — тот отомстит за его смерть, с новой яростью бросившись в схватку, — шорник Хулиан Лопес Гарсия, Доминго Родирес Гонсалес с улицы Сан-Андрес и двое юношей по двадцати лет: водонос Антонио Мартин Родригес и каменщик Антонио Фернандес Гарридо.
— Вон они, опять лезут! Держись, упрись — пощады никому не будет!
Вторая волна атаки накатывает с такой силой, что выносит французов почти к самым пушкам. Времени заряжать нет, и потому капитан Даоис, крутя над головой саблей, собирает вокруг себя всех, кого можно:
— Ко мне, ко мне! Пусть заплатят подороже!
И рядом с ним в отчаянной решимости сбиваются в кучу последние, кто уцелел из отряда Космэ де Моры, — лихой малый Гомес Москера, канонир Антонио Мартин Магдалена, писарь Главного штаба артиллерии Доминго Рохо, манола Рамона Гарсия Санчес, студент Хосе Гутьерес, несколько волонтеров и десяток горожан, не кинувшихся в отличие от прочих врассыпную. Педро Веларде, тоже с саблей в руке и вне себя от гнева, мечется из стороны в сторону, возвращая в боевые порядки тех, кто думал спрятаться в монастыре Маравильяс или в глубине парка. Так выталкивает он из-за ограды юного Франсиско Уэртаса де Вальехо, дона Курро, троих-четверых легкораненых, предполагавших найти там укрытие, и заставляет их присоединиться к стоящим у пушек.
— Кто сделает шаг назад — зарублю! Да здравствует Испания!
Французы, выставив штыки, продолжают напирать. Никто из защитников не успевает скусывать патроны и забивать их в ствол, а потому слышны лишь негромкие хлопки пистолетных выстрелов — в ход идут только штыки, ножи, навахи. В такой плотной свалке преимущество французов только в их многочисленности, ибо каждый шаг вперед приходится с боем брать у остервенелых, хмельных от ненависти и крови мужчин и женщин.