97 
— В геенну их!!! Пусть платят! Пусть платят!
И здесь полегло немало французов, заколотых или сбитых с ног прикладами разряженных ружей, но пали, сраженные пулями или ударами штыков, канонир Мартин Магдалена, чисперо Гомес Москера, волонтеры короны Николас Гарсия Андрес, Антонио Лусе Родригес и Висенте Грао Рамирес галисиец Педро Дабранья Фернандес и содержатель винного погребка на Сан-Херонимо Хосе Родригес, убитый в тот миг, когда вместе со своим сыном Рафаэлем он набросился на вражеского офицера.
— Остановились! — протяжно кричит капитан Даоис. — Держись, держись, мы их остановили!
Так и есть. Уже во второй раз атака штурмовой колонны генерала Лагранжа захлебнулась у самых пушек, где груда тел с обеих противоборствующих сторон громоздится так, что не дает ступить. Неожиданный артиллерийский залп, грянувший с улицы Сан-Педро, отшвыривает в сторону студента Хосе Гутьереса, продырявленного тридцатью девятью картечинами, но, как ни удивительно, живого. Рядом валится наземь Анхела Фернандес Фуэнтес, 28 лет, проживавшая на улице Ла-Пальма и дравшаяся под самой аркой у входа в Монтелеон, и кума ее, Франсиска Оливарес Муньос, и местный житель Хосе Альварес, и некий Хуан Оливера Дьоса, 66 лет.
— Держись! Опять лезут!!!
Но на этот раз напор остановить не удается. Изрыгая страшную брань вперемежку с криками «Вперед! Вперед!», гвардейские гренадеры, саперы и стрелки, спотыкаясь на трупах, сумели все-таки пробиться к воротам парка. В пороховом дыму и вспышках выстрелов — кое у кого еще остались патроны — звучат крики и вопли, проклятия, божба, ругань, мольбы о пощаде, треск ломающихся костей, хруст расходящейся под лезвием плоти. Обезумев от этой резни, перейдя за границы отчаяния и отваги, последние защитники Монтелеона убивают и умирают. Даоис, размахивая саблей, видит, как рядом падает замертво писарь Рохо. Капрал Эусебио Алонсо, лишившись ружья, пускает в ход кулаки, лягается, но вскоре, тяжело раненный, тоже оказывается на земле. Рамона Гарсия Санчес, отважно размахивавшая своим огромным кухонным ножом, падает, пропоротая несколькими штыками. Пуля настигает и капитана Веларде в ту минуту, когда он выводит из ворот подкрепление. Слесарь Блас Молина, следовавший за ним вместе с писарем Альмирой, трактирщиком Фернандесом Вильямилем, братьями Муньис Куэрто и несколькими волонтерами, видит это, в растерянности застывает на месте, потом пятится и убегает. Альмира и десятник из Флориды Эстебан Сантрисо — только они двое — склоняются над убитым капитаном, за руки пытаются перетащить его куда-нибудь в безопасное место. Еще одна пуля навылет пробивает грудь Сантрисо. И Альмира отказывается от своего намерения, убедившись, что капитан Веларде — мертв.
* * *
Юный Франсиско Уэртас де Вальехо с улицы видит гибель Веларде. Видит он и то, что первые французы уже ворвались внутрь.
«Пора смываться», — думает он.
Пятясь — потому что не решается повернуться к врагам спиной, — прикрываясь ружьем с примкнутым штыком, он пытается выбраться из кровавой рукопашной схватки, кипящей вокруг пушек. Так отходит он вместе с доном Курро и еще несколькими горожанами, к которым постепенно присоединяются братья Антонио и Мануэл Амадоры, несущие безжизненное тело Пепильо, типограф Космэ Мартинес дель Корраль, волонтер Мануэль Гарсия и Рафаэль Родригес, сын недавно убитого содержателя распивочной на улице Орталеса. Все они пытаются добраться до задних ворот монастыря Маравильяс, но у ограды сталкиваются с французами. Рафаэль Родригес схвачен, Мартинесу дель Корралю и братьям Амадорам удается убежать, а дон Курро падает — французский офицер ударом сабли раскроил ему череп. Кто отбивается, кто удирает, а Франсиско Уэртас в порыве слепой ярости бросается на офицера, мстя за товарища. Штык легко и плавно входит в податливое тело француза, и мурашки бегут по хребту студента, когда он ощущает, как сталь с глухим звуком проникает между костями, вонзаясь в бедро офицеру, а тот с диким криком падает, бьется на земле. Высвободив штык, Франсиско Уэртас, сам испуганный тем, что сделал, поворачивается и, пригибаясь под жужжащими пулями, мчится в монастырь.
Капитан Даоис, взятый в плотное кольцо штыков, оглушенный беспрестанным грохотом выстрелов, продолжает отбиваться. На улице остается не более десятка испанцев — капля в море неприятеля, — скорчившихся у орудийных лафетов с единственной теперь уже целью — выжить любой ценой. Даоис полуслеп от едкого порохового дыма, почти оглох от грома пальбы, сорвал голос, отдавая команды. Он утратил способность думать и движется как в тумане. Ему не удается даже придать необходимую точность движениям своей руки, машущей саблей, и не разумом, но наитием он сознает, что еще мгновение — и какой-нибудь из стальных клинков, мелькающих вокруг, наконец вонзится в его тело.
97 
