106 
— Уолт, — вмешалась Хелен (Гарп очень не любил, что жена подслушивает, ведь эти истории предназначались не для нее), — у этой бедной овчарки была настоящая „собачья жизнь“.
Но ни Уолт, ни его отец не оценили ее замечания.
— Рассказывай дальше, — попросил сын. — Что с этим псом случилось?
И так всякий раз. Большая ответственность — начинать очередную историю. В людях, видно, сидит ген любопытства: что же случилось с твоим персонажем? Если история про коня, что случилось с конем, если история про овчарку, что случилось с овчаркой.
— Ты что замолчал? Дальше! — потребовал Уолт. Увлеченный сочинительством, Гарп частенько забывал о слушателях.
— А начнут к нему приставать, — продолжал Гарп, — пес уйдет к своему грузовику и залезет под него. Оттуда только кончик черного носа торчит. Вот так пес и жил: то под грузовиком, то у края тротуара. Словом, у него были свои привычки, и он им не изменял.
— Никогда? — разочарованно протянул Уолт: с овчаркой, похоже, ничего не случится.
— Ну почти никогда, — поправился Гарп, и Уолт радостно встрепенулся. — Дело в том, что у этого пса была в жизни одна неприятность. Одна-единственная, но очень досадная. Она прямо-таки сводила его с ума. Никто никогда не слыхал, как этот пес лает, а тут он мог даже залиться лаем.
— Конечно, это все из-за кошки?! — завопил Уолт.
— И притом очень страшной! — возвестил Гарп таким голосом, что Хелен оторвалась от Достоевского и затаила дыхание. „Бедненький Уолт“, — подумала она.
— А почему она была страшной? — поинтересовался Уолт.
— Не она, а он. Это был кот, и он очень любил дразнить овчарку.
При этих словах Хелен облегченно вздохнула: значит, никаких ужасов пока не предвидится.
— Дразниться — плохо, — понимающе заметил Уолт: ему немало приходилось терпеть от Данкена. („Эта история скорее для Данкена, чем для Уолта, — подумала Хелен, — Уолт этим грехом не страдает“.)
— Да, дразниться — ужасно, — согласился Гарп. — Но ведь и кот был ужасный. Это был старый, бродячий кот, грязный и коварный.
— А как его звали? — спросил Уолт.
— Никак. Он же был ничейный, часто голодал, тут одним разживется, там другим. Так и жил, и никто это ему в вину не ставил. Он все время дрался с другими котами — и за это, по-моему, его тоже ругать нельзя. У кота был всего один глаз, второй он потерял давно, даже дыры и той не осталось, заросла шерстью. Не было у кота и ушей: слишком много битв выдержал он на своем веку.
— Бедный кот, — вздохнула Хелен.
— Словом, все было бы ничего, но кот взял манеру дразнить пса. И ведь никакой корысти тут не было. Воровал кот, потому что был голоден, дрался, потому что отстаивал свое место под солнцем. Но дразнить пса…
— Дразниться — плохо, — опять повторил Уолт, и Хелен опять подумала: сказка-то для старшего брата.
— Каждый день кот подходил к проулку, где сидел на цепи пес, садился и начинал умываться лапой. Собака вылетала из- под своего грузовика и мчалась так быстро, что цепь извивалась за ней как змея, которую переехал автомобиль. Видел, наверное, когда-нибудь?
— Еще бы, — ответил Уолт.
— Ну так вот, добежит пес до тротуара, тут цепь дернет его назад, вопьется в шею, и пес с ног долой на булыжник проулка. Даже, бывало, почти задохнется или головой треснется. А кот сидит себе и хоть бы что. Точно знает, какой длины цепь. Сидит и умывается, и поглядывает на пса единственным глазом. А того это прямо с ума сводило. Лает, зубами лязгает, рвется с цепи, пока не явится хозяин кафе и не прогонит кота. Бедный пес заползет под грузовик и приходит в себя.
Случалось, кот тут же прибегал обратно; какое-то время пес старался не замечать его, лежа под грузовиком. Но долго он не выдерживал. Каково лежать и смотреть, как рядом на тротуаре сидит твой враг и шерстку вылизывает. И вот пес начинал поскуливать. А кот между тем все умывается и поглядывает на собаку, как ни в чем не бывало. Скулеж переходит в злобный рык, пес мечется, будто его жалят пчелы, а кот знай себе умывается. Наконец пес опять стрелой летит к тротуару, хотя прекрасно знает, чем это кончится: цепь натягивается, еще мгновение, и пес, полузадушенный, валится на булыжник. А кот и усом не ведет — сидит преспокойно, где сидел, и умывается. Пес опять заливается лаем, гремит цепью, пока не придет хозяин или другой избавитель и не прогонит кота. Понятно, что пес возненавидел кота, — заключил Гарп.
106 
