Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
52 
– А сам он где?
– Жена у него рожает, – лаборант беззаботно махнул рукой, оставив в воздухе стеклистый шлейф. – Вас не дождался, полетел к ней. А меня за себя оставил: вдруг вы объявитесь!
– Полетел? На крыльях, что ли? – растерянно выдавил Огюст.
Ему и в голову не приходило, что Переговорщик – бесплотный голос, торчащий из жижи глаз – может быть женат, как всякий нормальный мужчина. И в ответственный момент, оставив работу на подчиненного, вполне способен поспешить к супруге.
Слишком это было… по-человечески.
– На крыльях – долго. Мы их больше для удовольствия выращиваем. Коллектив – дело хорошее, но после рабочей недели знаете, как хочется в индивидуальное тело?! Полетаешь пару часов – просто заново родился! Можно еще жабры, хвост, плавники – и на глубину. А когда по делу торопишься – тут или через матричный проектор, или в фантомном теле. Если во плоти приспичило – тогда диффузным проницателем. Это… ну, вроде летательного аппарата.
«Матричный проектор» и «диффузный проницатель» остались для Шевалье загадкой. Зато он обратил внимание: лаборант запнулся перед словами «летательный аппарат». Искал подходящий аналог? Полеты для них – вчерашний день?!
– Вам сформировать фантом? Вы же заказывали экскурсию?
Предложение прозвучало до безумия буднично. Вроде: «Вам подать экипаж?»
– Давайте! – азартно выпалил Шевалье.
Бесплотность закончилась. Вместо нее возникло ощущение силы – бьющей через край, упругой, восхитительной. Так чувствовал бы себя шарльер – до отказа наполненный водородом, рвущийся в небо! Огюст с восхищением рассматривал новое «тело», игравшее сполохами. А потом оттолкнулся от песка – и взлетел!
– Здорово! Оказывается, быть призраком – совсем неплохо!
– Фантомом, – ворчливо поправил его лаборант. Оставшись внизу, он задрал голову, присматривая за расшалившимся гостем. – Призраки – нестабильные образования без материального носителя. Как правило, с поврежденной структурой волновой голо-матрицы личности. Если у них и сохраняется сознание, они ощущают свою ущербность и страдают от этого. Спускайтесь, а?
Как спуститься обратно, Шевалье не знал. Он просто захотел оказаться на земле – и плавно спланировал к подножию двухэтажного «гриба». Коснувшись «ножки», он ощутил гладкую и теплую поверхность. Затем пальцы без всякого сопротивления вошли внутрь. Шевалье отдернул руку. Он поймал себя на том, что ему начинает нравиться в Грядущем, – и занервничал по-настоящему.
Потомки ведь на то и рассчитывают! Завлечь, искусить, переманить на свою сторону…
– Ну что, полетели? На экскурсию?
Одним движением лаборант перетек ближе и взял Огюста за запястье. Слабое покалывание, как от прикосновения к наэлектризованной поверхности; вслед за этим их руки срослись. Наверное, Шевалье должен был испугаться. Но страха не было. От лаборанта к нему текла спокойная уверенность, сдобренная толикой мягкой, необидной иронии. Ничего плохого не случится, говорил ток, никому не причинят вреда…
«Потому что я вам нужен! Надо быть настороже… Тысяча чертей! – а вдруг он читает мои мысли?»
В любом случае лаборант даже виду не подал.
– Вперед!
Небо рванулось навстречу.
Скорость ошеломила Шевалье. Поток воздуха пронзал фантомное тело насквозь. Это бодрило: ветер, обдувающий тебя изнутри! Сверкая под солнцем, гладь моря стремительно уносилась назад. Возникли на горизонте и сразу исчезли, нырнув под воду, лоснящиеся корабли-левиафаны. Прямо по курсу возникла линия берега, надвинулась, развернулась панорамой. Полоска золотистого пляжа, темный малахит мха, облепившего скалы…
«Кровь Христова! Никакой это не мох! Это деревья! Тропические деревья, чьи кроны сливаются в сплошной зеленый покров! А у берега, на отмелях…»
На теплых отмелях плавали сотни шишковатых кожистых шаров. Их окружали решетчатые пирамидки, торча прямо из воды. На вершинах вспыхивали знакомые огоньки.
– Это скотоферма? Здесь выращивают… э-э… морских коров?
– Коров?!
Лаборант рассмеялся – верней сказать, неприлично заржал. Вибрации его веселья передались Огюсту. Он едва не расхохотался следом, хотя и не понимал, в чем юмор ситуации.
– Как это называлось в ваше время? Родильный дом?
– Родильный дом? Для кого?!
– Для женщин, конечно!
– И где же… роженицы? Неужели внутри шаров?!
– Эти шары и есть роженицы!
– Это – женщины?!
– Ох, зря я вас сюда притащил, – покаянно вздохнул лаборант. – Ладно, зависнем на пару минут. Я попытаюсь вам объяснить.
52 
