Кто-то заговорил с ней тихим, проникновенным голосом:
– Останови кровотечение. Она не могла ответить.
– Ты истекаешь кровью. Останови кровотечение.
– Я не хочу жить, – сказала она.
Дом наверняка объят пламенем. Иди же сюда, старуха, неси свою лампу. Подожги портьеры.
– Я никогда не утверждал, что это невозможно, знаете ли. – Это голос Лемле. – Стоит только предсказать новый шаг в науке, как он неизбежен. Миллионы клеток. Эмбрион – вот ключ к бессмертию.
– Ты все еще можешь убить его, – сказал Петир.
Он стоял над ней, глядя сверху вниз.
– Они плоды твоего воображения, твоего сознания.
– Я умираю?
– Нет, – рассмеялся он тихим, приятным смехом. – Ты слышишь? Я смеюсь, Роуан. Я теперь умею смеяться.
Забери меня в ад. Дай мне умереть.
– Нет, моя дорогая, моя драгоценная красавица, останови кровотечение.
Ее разбудил солнечный свет. Она лежала на полу в гостиной, на мягком китайском ковре. Значит, дом все-таки не сгорел. Чудовищный жар не поглотил его. Особняк каким-то образом выстоял.
В первую секунду она не поняла, что у нее перед глазами.
Рядом сидел мужчина и смотрел на нее. У него была гладкая, чистая кожа ребенка, а лицо взрослого человека, и это лицо напоминало ее собственное. Она еще ни разу не видела человека, который был бы так похож на нее. Впрочем, имелись и различия. Глаза у него были большие, голубые, с темными ресницами, и волосы тоже были темные, как у Майкла. Это были волосы Майкла. Волосы и глаза Майкла. Но стройность он унаследовал от нее. Гладкая, безволосая грудь с двумя яркими розовыми сосками была узкая, как когда-то у нее, в детстве, и руки были тонкие, хотя и мускулистые, и длинные пальцы, которыми он задумчиво поглаживал свою губу, тоже были узкими, как у нее.
Но он был выше ее, ростом с взрослого мужчину. А все его тело покрывала засохшая кровавая слизь…
Она пошевелилась и невольно застонала. Внезапно стон перешел в крик. Поднимаясь с пола, она кричала.
Кричала все громче и громче. Такого дикого крика не породил даже страх прошлой ночью. В этом крике, вырывавшемся из груди, звучал весь ужас того, что она видела и помнила.
Его рука закрыла ей рот и с силой придавила к ковру. Роуан не могла шевельнуться. Крик рвался наружу, как рвота, которой она могла захлебнуться. По телу пробежала конвульсия от глубоко засевшей боли. Она замолкла и лежала обессиленная. Он склонился над ней.
– Больше так не делай, – прошептал он.
Тот же голос. Конечно, это его голос, его неповторимые интонации.
Гладкое лицо казалось абсолютно невинным и выражало только удивление: блестящие щеки без единого изъяна, прямой тонкий нос, огромные голубые глаза, которые смотрели на нее, мигая. Глаза открывались и закрывались, как у того карлика на столе в ее снах. Он улыбался.
– Ты нужна мне, – сказал он. – Я люблю тебя. Ведь я твое дитя.
Чуть помедлив, он убрал руку.
Роуан села. Ночная рубашка стояла колом от засохшей крови. Повсюду был запах крови. Так пахнет в приемном отделении скорой помощи.
Она уселась на ковре, подогнув колени и уставившись на него.
Соски идеальны, да, гениталии тоже идеальны, хотя настоящую проверку они пройдут в постели. Волосы идеальны, да, но как насчет внутренностей? Как насчет взаимосвязанности всех органов?
Роуан придвинулась ближе и принялась рассматривать его плечи, вздымавшуюся грудь, глаза… Но не для того, чтобы поймать его взгляд, – ей было все равно, куда он смотрит, – она просто изучала ткань, из которой он сделан. Положив руку ему на грудь, она прислушалась. Сильные, ритмичные удары.
Он не попытался остановить ее, когда она приложила обе руки к его голове. Череп мягкий, как у младенца, – такой выдержит даже удар, способный убить двадцатипятилетнего мужчину. Интересно, как долго он пробудет в таком состоянии?
Она прижала палец к его нижней губе, открыла ему рот и осмотрела язык. Затем снова опустилась на ковер, безвольно сложив на согнутых коленях руки.
– Тебе больно? – спросил он очень нежно. Он прищурил глаза, и на секунду в его лице промелькнуло что-то взрослое, но это выражение тут же сменилось детским удивлением. – Ты потеряла так много крови.
С минуту Роуан молча смотрела на него.
– Нет, мне не больно, – пробормотала она и потом долго вглядывалась в него, не произнося ни слова. – Мне кое-что нужно, – наконец сказала она. – Мне нужен микроскоп. Я должна взять образцы крови. Я должна посмотреть, из чего состоят теперь твои ткани! Господи, мне столько всего нужно! Мне нужна полностью оборудованная лаборатория. И мы должны уйти отсюда.