Датчанин растер в пальцах щепоть порошка и понюхал.
– Глинозем?
– Истинный мудрец видит сквозь стены!
В черном порошке Эрстед без труда опознал древесный уголь. Глина, уголь... Что у нас третье? Белый порошок поставил его в тупик. Подобный вид имели многие соли. Вспомнился комментарий старика: «...черный угорь и белый феникс, восставший из золы». Ну конечно! Белая соль, которую получают из золы растений!
Поташ.
– Вы удовлетворены?
– Да.
– Пройдемте дальше.
За следующим столом глинозем, уголь и поташ, смешав, засыпали в тигли. Эрстед запомнил, сколько мерок каждого компонента кладут в смесь. Тигли поместили в печь. Судя по тому, что они раскалялись докрасна, температура требовалась изрядная. И наконец Лю Шэнь продемонстрировал гостю вынутый из печи тигель с расплавленной шихтой.
На поверхности плавали серебристые капли.
5
– Нижайше прошу разделить со мной скромный ужин!
– Я бы с удовольствием. Но время позднее. И... о боже! В беседке меня ждет друг!
Увлечен «дуэлью», Эрстед потерял счет времени. За окнами стемнело. Лаборанты заканчивали работу, собираясь по домам. Секретарь исчез, чему датчанин был искренне рад.
– Что ж вы раньше не сказали?! – всплеснул руками Лю Шэнь. – Заставить друга мерзнуть снаружи...
– Он сам настоял на этом, – смутился Эрстед.
– Я немедленно пошлю Чжао за вашим другом. Он знает китайский?
– Плохо. Но все, что надо, поймет.
Чжао Два Бревна – заморыш, уронивший секретаря, отправился за князем. Другой помощник скрылся в чайной комнате – накрывать на стол.
– Открою вам тайну, – хитро улыбнулся старец. – Мне удалось восстановить рецепты древних настоек, дарующих бессмертие. Сегодня я угощу вас ханжой патриарха Да Мо. Это жемчужина моей коллекции.
Ханжой в Китае называли крепкий алкоголь. От откровенной отравы – казенного эрготоу, воняющего ацетоном – до приятных на вкус настоек, где плавали змеи, ящерицы и скорпионы.
– Спасибо. Я тоже найду, чем угостить вас.
В саквояже лежала объемистая фляга с шотландским виски «Laphroaig». Правда, «Laphroaig», с его ярким вкусом дыма и моря, нравился далеко не всем. Старший брат Эрстеда, к примеру, этот виски терпеть не мог.
– А-а-а!
В лабораторию ворвался Чжао Два Бревна – насмерть перепуганный и без князя.
– В чем дело, Чжао? – нахмурился старик.
– Друг... о, друг!.. Он творит колдовство! Я не осмелился прервать его...
– Что за ерунда?! – удивился датчанин.
Он хотел добавить, что колдовства не существует и стыдно лаборанту верить небылицам, но тут вмешался цзиньши.
– Это моя вина. Я должен был лично пригласить гостя в дом. А я послал слугу! Идемте, я исправлю свою оплошность!
– Ладно, – вздохнул Эрстед. – Посмотрим, что там за колдовство.
В первый момент, выйдя из освещенной лаборатории в ночную темень, он ничего не увидел. Затем, проморгавшись, различил движение вокруг беседки – и услышал голос князя.
- Как устал я, мама, если бы ты знала!
- Сладко я уснул бы на груди твоей...
- Ты не будешь плакать? Обещай сначала,
- Чтоб слезою щечки не обжечь моей...
Бледный лик луны выбрался из-за туч. Глазам предстала поистине завораживающая картина. Волмонтович с вдохновением декламировал стихи Андерсена, держа в руке раскрытый томик. Света князю не требовалось – ночью он видел лучше, чем днем. Его фигура, рассечена тенями от прутьев беседки, казалась зыбкой и не вполне материальной.
Вокруг беседки расположилась стая бродячих собак, внимая князю. На Лю Шэня с Эрстедом они – и собаки, и князь – не обратили ни малейшего внимания. Высокое искусство связало чтеца и слушателей незримыми узами.
- Но уж только, мама, ты не плачь – смотри же!
- Ах, устал я очень! Шум, какой-то звон...
- В глазках потемнело... Ангел здесь!.. все ближе...
- Кто меня целует? Мама, это он!
Дождавшись, пока Волмонтович добьет «Умирающего дитятю» до конца, Эрстед шагнул к беседке. Собаки, как по команде, повернули головы в его сторону. Глаза зверюг светились фосфорическими огоньками.
Князь снял очки. Его взор сиял ярче собачьего.
– Простите, что вторгаюсь с грубой прозой. Нас зовут отужинать.
– Благодарю, – Волмонтович кратко, по-военному, поклонился китайцу, чем вызвал ответную серию поклонов. – Я в вашем распоряжении.
Собаки недовольно заворчали.
Стол потрясал разнообразием еды. Жареные голуби, колобки с тмином и барбарисом, плошки с зеленью и копчеными свиными ушами, миски с губчатой массой древесного гриба – и в центре, генералом на плацу, высилась бутыль в оплетке из ивовой лозы.