39 
– Взгляни на высочайшую башню на скале. Брута взглянул. На верхушке башни, удерживаемый металлическими обручами, находился большой диск, сверкавший в утреннем свете. – Что это? прошептал он. – Причина, по которой у Омнии нет большей части флота. – сказал Ом. – Вот почему всегда стоит иметь несколько философов в округе. Некоторое время все это сводится к «Прекрасна ли Истина» и «Истинно ли Прекрасное», и «Издает ли падающее в лесу дерево звук, если рядом нет никого, кто мог бы услышать», а потом, когда начинаешь думать, что они собираются… один из них говорит: «Кстати, установка тридцатифутового параболического рефлектора на высоком месте, чтобы посылать солнечные лучи во вражеские корабли, была бы интереснейшей демонстрацией оптических принципов. – Он добавил: «Всегда носятся с потрясающе новыми идеями, эти философы. Перед тем был замысловатый механизм, демонстрировавший принцип рычага неожиданным швырянием шаров горящего фосфора на две мили. А еще перед тем, по-моему, была какая-то подводная штуковина, стрелявшая заостренными бревнами в днища кораблей.» Брута снова взглянул на диск. В последнем изложении он разобрал не более трети. – Ну и, – сказал он, издает? – Что?
– Звук. Когда падает и никто не слышит?
– Какая разница. Делегация достигла прохода в стене, охватывающей вершину скалы, как повязка – голову. Эфебский капитан остановился и обернулся. – …Посетителям должны быть завязаны глаза. – сказал он. – Это возмутительно! – сказал Ворбис. – Мы здесь с дипломатической миссией!
– Это не мое дело. – сказал капитан. Мое дело сказать: если вы пойдете через эти ворота, то пойдете с завязанными глазами. Вы не обязаны завязывать глаза. Вы можете остаться снаружи. Но если хотите пройти, то должны надеть повязки. Это один из ваших жизненных выборов. Один из субъдьяконов зашептал на ухо Ворбису. Он коротко sotto voce переговорил с начальником омнианской охраны. – Хорошо, – сказал он. – протестуя. Повязка была достаточно мягкой и совершенно не прозрачной. Но так как Бруту вели первым……десять шагов вдоль по коридору, потом пять налево, потом по диагонали вперед и налево три-с-половиной, потом направо сто три, три вниз, повернуться вокруг семнадцать с половиной раз, вперед девять, один влево, вперед 19, 3 секунды пауза, вправо 2, 2 назад, влево 2, 3 с половиной раза обернуться, секунду подождать, три вверх и 20 вправо, 5 с четвертью оборотов и 15 влево, 7 прямо и 18 направо, 7 вверх и по диагонали, пауза 2 секунды, 4 вправо и вниз по склону, спускающемуся на метр каждые 10 шагов 30 шагов, потом 7 с половиной оборотов и 6 вперед……он удивлялся, для чего, это, собственно, было нужно. Повязки были сняты на открытом дворе из белого камня, превращавшего солнечный свет в сияние. Брута зажмурился. Лучники окаймляли двор. Их стрелы были направлены вниз, но поза подразумевала, что горизонтальное направление они могут принять в любую минуту. Еще один лысый поджидал их. Эфеба, казалось, располагала неограниченными ресурсами тощих лысых мужчин, завернутых в простыни. Этот улыбался одним лишь ртом. «Никто нас особенно не любит.» – подумал Брута. – Я уверен, вы простите это небольшое неудобство. – сказал тощий человек. Меня зовут Аристократес. Я секретарь Тиранта. Пожалуйста, попросите своих людей сложить оружие. Ворбис выпрямился в полный рост. Он был наголову выше эфебца. Хотя цвет его лица все время был бледным, он побледнел еще больше. – Мы имеем право сохранить наше оружие! – сказал он. – Мы эмиссары в чужой стране!
– Но не в варварской, – кротко сказал Аристократис, – Оружие здесь не понадобится. – Не в варварской? сказал Ворбис. – Вы сожгли наши корабли!
Аристократес поднял руку. – Это мы обсудим позже, сказал он. – А сейчас моей приятной обязанностью является проводить вас в ваши комнаты. Уверен, вы пожелаете немного отдохнуть после путешествия. Вы, разумеется, вольны свободно разгуливать по дворце. И если мы пожелаем, чтобы вы куда-нибудь не заглядывали, стража тактично и незамедлительно сообщит вам об этом. – И мы можем покинуть дворец? – холодно сказал Ворбис. Аристократес пожал плечами. – Мы охраняем ворота только во время войны. сказал он. – Если вы запомните дорогу, вы можете ею воспользоваться. Однако, должен предупредить вас, что наобум перамбулировать по лабиринту неразумно. К сожалению, наши прадеды были весьма подозрительны и, из-за своей недоверчивости понаставили множество ловушек; отдавая дань традиции, мы держим их хорошо смазанными и заряженными. А теперь, если вы соизволите проследовать за мной… Омнианцы кучкой следовали по дворцу за Аристократесом. Тут были фонтаны. Тут были сады. Там и сям сидели группы людей, болтавших и не больше ровным счетом ничего не делавших. Казалось, эфебцы весьма смутно различали понятия «снаружи» и «внутри» – кроме, разве что, опоясывавшего дворец лабиринта, совершенно недвусмысленного по сути своей. – Опасности подстерегают нас на каждом углу, тихо сказал Ворбис. – Любой, нарушивший строй, или вступивший в какого-либо рода сношения, будет объяснять свой проступок инквизиторам. Подробно. Брута взглянул на женщину, наполнявшую у колодца кувшин. Это выглядело не слишком воинственно. Он снова ощущал это странное чувство раздвоенности. На поверхности находились мысли Бруты, именно те мысли, которые одобрялись Цитаделью: это гнездилище неверных и неверующих, сама его обыденность является лишь искусной маскировкой ловушек ереси и неправильного мышления. Оно может быть залито солнцем, но на самом деле, это обиталище тьмы. Но глубоко внизу притаились мысли Бруты, наблюдавшего за Брутой изнутри… Оттуда Ворбис выглядел несправедливым. Злым и неприятным. А города, где горшечников совершенно не волнует, что мокрые голые старики прибегают и рисуют треугольники на стенах их домов, были местом, о котором Брута хотел бы разузнать побольше. Он чувствовал себя большим пустым кувшином. А пустое следует наполнять. – Ты что-нибудь делаешь со мной? – прошептал он. Ом взглянул из своей коробки на форму мыслей в Брутиной голове. Потом постарался думать быстро. – Нет, сказал он, и это было, по крайней мере, правдой. Случалось ли такое прежде?
39 
