— Слышишь? — Резкий, раздраженный голос Кадзуэ оторвал меня от этого зрелища. Она коснулась меня потной ладонью. Я отдернула руку. — Слышишь? Я не для того туда хотела. Парни тут ни при чем.
— Все понятно.
— Правда? Просто у меня было желание там заниматься. Это же спорт.
— Ну да.
Этот разговор мне уже порядком надоел. Меня вообще с Кадзуэ надолго не хватало. Потому что всегда можно было легко догадаться, о чем она думает. Мне кажется, на свете трудно найти кого-то понятнее ее.
Однако в тот раз Кадзуэ отмочила такое, чего я и представить не могла. Дело было так.
Несколько дней спустя, возвращаясь после уроков домой, я услышала за спиной шаги. Это была Кадзуэ. Она сунула мне в руку маленький конверт. Распечатав его в электричке, я обнаружила два листка бумаги, украшенные виньетками из фиалок. Они были исписаны детским почерком, красивым, но еще не устоявшимся.
Извини, что я обращаюсь к тебе без церемоний. Перехожу сразу к делу.
Мы с тобой чужаки в этой школе. Ты приходила ко мне домой, видела моих родителей и, наверное, больше всех годишься мне в подруги. Отец сказал, чтобы я не водилась с тобой, потому что мы из совершенно разных семей, но если мы будем переписываться, он ничего не узнает. Давай иногда слать друг другу письма? Будем обмениваться тем, что у кого на душе, советоваться об учебе. Как тебе такая идея?
Мне кажется, я ошибалась насчет тебя. Хотя ты здесь и чужая, я смотрю на тебя и удивляюсь: всегда такая спокойная, будто сто лет здесь учишься. И ты все время разговариваешь с Мицуру, так что к тебе так просто не подойдешь.
Я не пойму, о чем у нас в школе люди думают (особенно из внутреннего круга, каста), и никак не могу привыкнуть к здешним порядкам. Но мне нечего стыдиться. Я еще в первом классе поставила перед собой задачу — поступить в школу Q. — и своего добилась. Я верю в себя, знаю, что мои усилия принесут плоды и я буду счастлива.
Но временами я не знаю, как мне быть. Захотелось посоветоваться с кем-нибудь, я взяла и написала тебе. Не раздумывая. Меня кое-что мучает, и я очень хочу с тобой посоветоваться.
«Извини, что я обращаюсь к тебе без церемоний…» Не иначе списала у взрослых, с какого-нибудь письма. Представив ее за этим занятием, я рассмеялась. Что-то у нее там случилось. Я не собиралась обсуждать ее проблемы, давать советы, но узнать, в чем дело, все-таки хотелось. Пожалуй, ничто нас не волнует больше, чем чужие проблемы.
Кстати сказать, до того времени в моей жизни особых страданий и мук не было. Как, впрочем, и сейчас. Потому что перед тем, как страдать, я думаю, делаю выводы и поступаю соответственно. Хотите сказать, что выводы делать тяжело, вот люди и страдают? А по-моему, все очень просто. С чего страдать человеку, если он в состоянии, подумав, разобраться, что ему по плечу, а что нет? Когда растению не хватает света и нет искусственного освещения, оно засыхает. Если же оно не хочет, чтобы его постигла такая судьба, есть только два пути: или повалить высокие растения, которые закрывают ему свет, или научиться жить без света.
Вот какие мысли бродили у меня в голове в тот вечер. Я сидела за домашним заданием по английскому, дед возился на кухне с ужином. Вдруг он высунулся из двери и спросил:
— Помнишь, ты говорила, что баром «Блю ривер» командует семья твоей одноклассницы?
— Да, это Мицуру. Ее мать всем заправляет.
Я вспомнила эту женщину с неухоженной прической, в не очень чистом костюме из джерси.
Дед между тем продолжал радостно вещать:
— Ты знаешь, как я удивился? Я думал, в нашей округе, кроме тебя, в школу Q. никто больше не ходит. На днях я встретил малого, который служит охранником в «Блю ривер», что у станции. Оказалось, они с администратором бара учились в одном классе. Дружат, и охранник часто к нему заглядывает. Я тоже у него бываю, за цветами приглядываю. От них я и узнал, что дочка хозяйки тоже из вашей школы и вы вроде из одного класса. Может, я загляну туда как-нибудь, выпью стаканчик, раз так. Пустячок, а приятно.
— Почему бы и нет? Мать Мицуру сказала: пусть дедушка заходит.
— Да ну? А я-то боялся, как там посмотрят на такого старого пня.
— Ты же клиент… Еще я ей сказала, что ты любитель бонсая. Так что она только рада будет, — рассеянно проговорила я, но дед, похоже, принял мои слова за чистую монету. Я услышала, как он, с воодушевлением гремя посудой, начал промывать рис.