— Ага, щас. — Он взглянул на эскадру круглых облаков — точь-в-точь инопланетное вторжение.
— Может быть, — сказал Бо, — Бог, о котором вы говорите, совсем не добр.
— Или не всемогущ, — сказала Вэл. — Пытается сделать все возможное, но.
— А может быть, — сказал Пирс, — Он просто не знает о наших страданиях. Он ведь не способен страдать и вполне может не понимать, что опыт может быть довольно болезненным.
— Тогда Он, может быть, и всемогущ, но не — как это — тот, кто знает все.
— Всеведущ.
— Не всеведущ, — подтвердила Вэл. — Потому что если будь Он таким, то знал бы, что мы страдаем. Ведь так?
— Возможно, он еще более всеведущ, — сказал Бо. — Может быть, и нет никакого страдания, а мы лишь обманываем себя, думая, что оно есть; получив свободу, мы вольны делать ошибки; все, что может сделать Господь, — это пожалеть и попытаться вывести из заблуждения.
— Вывести, — зловеще повторила Вэл.
— Это ответ «христианской науки»,[385] — сказал Пирс.
— Это христианский ответ, — парировал Бо. — Просто большинство христиан об этом не знает.
Вэл засмеялась.
— Давайте же помолимся, — сказала она. — Благословен будет хлеб наш, благословенно будет мясо, приступим же к трапезе, с Богом.
Сидя на покрытом лишайником камне, спрятавшись от остальных за разросшимися на лугу березами, Роузи плакала в пятнистой тени.
— У меня в груди как будто холодный и тяжелый камень, — сказала она присевшему подле Споффорду, — он всегда здесь, всегда, — ударив кулаком в грудь, раз, два, три, тот же самый жест, что и у Пирса на каждой исповеди. — Всегда, — сказала она. — Я так устала от этого.
Споффорд поковырял шишку, вдавленную в землю между его ботинками.
— Со мной никогда такого не было.
— Порой мне кажется, что это — единственное, что у меня есть.
— У меня что-то такое бывало в животе, — сказал Споффорд. — Что-то такое же, ей-богу. Долго вообще думал, что у меня рак, потому что чувствовал, как этот холодный ком все растет, а я все слабею. Ничего с этим не делал, просто ждал, пока он вырастет и прикончит меня.
— И что это было?
— А ничего. — Он взглянул на нее. — Я рассказывал тебе о Клиффе?
— Нет. Да. Немного. — Она никогда до конца не верила в Клиффа, боевого друга Споффорда, который жил где-то неподалеку, в лесах; Споффорд порой цитировал Клиффа или говорил, как тот мудр, а на деле, скорее всего, приписывал ему собственные соображения. — Ну так расскажи, — нетерпеливо сказала она, как будто он упрямо молчал, отказываясь говорить о том, что считал очень для нее важным, даже если она иного мнения.
— Я как раз думал спросить, не хочешь ли ты поговорить с ним. — Он вновь улыбнулся. — Он ведь вылечил мой рак.
— Господи, не знаю даже. — Она бросила взгляд туда, где сидели и лежали на одеялах их спутники. — А ты что скажешь.
— И это небесплатно.
— Серьезно?
— Конечно. Он этим и занимается, помогает то есть. Она засмеялась, пробуя на вкус соленые слезы.
— Ты хочешь отвести меня к какому-то доморощенному гуру, который пообещает поставить меня на ноги?
Споффорд посмотрел на сорванные травинки.
— Просто я не знаю, чем еще я могу тебе помочь, — сказал он.
Она покачала головой, в какой-то миг устав плакать.
— Так что же он сделал? С тобой.
— Он работает c каждым. Помогает тебе чувствовать. Заставляет работать твое тело. Трудно описать. — Он засмеялся, вспомнив что-то. — Да, вот еще кое-что. Он попросил меня составить список, чего бы я действительно хотел, по рубрикам. Ну там Работа, Деньги, Любовь. Секс. Достижения. Все, что угодно.
— А если ты ничего не хочешь?
— Я и не хотел.
— И что?
— Ну, я все-таки попробовал составить этот список. Расписал рубрики. Что: Деньги. Секс. Ну да, конечно, хотелось бы когда-нибудь заняться сексом с кем-то кроме госпожи Ладони и ее пяти дочерей. — Роузи засмеялась, где он только набрался этих шуточек. — Так? Я записал: Разное. И подписал внизу: Я хочу когда-нибудь чего-нибудь захотеть.
Роузи прикрыла глаза, крепко зажмурилась; ее сердце слишком окаменело, чтобы заплакать, даже слезы были сухими, обжигали глаза и нос, как песок или соль.
— Для начала вызови в себе желание, — спокойно говорил Споффорд. — Даже если ты хочешь полностью изменить нынешнюю жизнь, даже если хочешь, чтобы изменились все основы мироздания, даже если ты хочешь, — он хлопнул себя по груди, как это раньше сделала Роузи, — сама стать иной.