Особенно,... 
136 
«Я одолжил свою кобылу, — сказал он. — Поэтому я вернулся».
«Очень хорошо».
«Я вернулся из Брентфорда на лодке. То были ложные друзья».
Он сел в кресло рядом с Джоном Ди, в то же самое кресло, в какое он впервые сел шестнадцать месяцев назад, — тогда он (точно так же, как и сейчас) взялся руками за подлокотники и подумал: Вот я и дома.
«Вот несколько книг, которые прислал лорд Ласки, — сказал ему доктор Ди. — Они для тебя. Он подписал их тебе».
Келли положил на них руку. И чуть ли не в тот же миг вместе с ними уже была Мадими.[401] (Они впервые увидели ее среди книг; она зачитывала им отрывки; как-то так получилось, что она была книжным ангелом.) Она похлопала по пергаментной обложке; Джон Ди услышал звук хлопка.
«Приветствуем тебя, госпожа. Надеюсь, что Божьей милостью ты больше не оставишь нас. Какова же причина твоего появления?»
«Посмотреть, как у вас дела».
Нежно, но без каких-либо колебаний произнесла она это, вторгаясь в пространство между друзьями. Сладостное чувство сопровождало ее.
«Я знаю, ты часто видишь меня, — сказал Джон Ди. — Но мне видеть тебя помогает лишь моя вера да воображение».
«Такое зрение получше, чем у него».
Доктор больше не мог сохранять осторожное спокойствие. Келли вернулся к нему, он не утратит дитя Мадими. Пальцы его рук сплелись, и, обливаясь слезами, он произнес:
«О Мадими, ужели меня еще будут терзать столь горестные муки».
«Проклятые жены и великие дьяволы — плохие друзья», — ответила она, как будто это была старая поговорка, — так ребенок произнес бы всем известный афоризм или шутку, воспроизводя форму и ритм, но не понимая смысла. Доктор Ди засмеялся, тряхнул головой, утер глаза рукавом и вновь засмеялся.
Келли не смеялся, беспокойство переполняло его, он вцепился в подлокотники кресла, его прикрытые глаза неотступно следили за Мадими (так думал Ди), смотрели, как она переносилась с места на место. Он сказал:
«Мадими. Не одолжишь ли ты мне сто фунтов, недели на две».
«Я вымела все свои деньги из дверей».
Почуяв неладное, Ди мягко сказал, что деньги у них обязательно будут, когда Богу это будет угодно, но Мадими повернулась к ясновидцу.
«За кем или за чем ты охотишься? Ответствуй, человече. За чем ты охотишься?»
Он не ответил, откинувшись назад, как будто невидимый ребенок навис, склонившись, над ним. Он не любит Господа, сказала она ему, не любит, раз нарушает Его заповеди; его похвальбы заслуживают проклятья. Большия суть три сия: Вера Надежда Любовь,[402] а ежели их нет у него, значит, есть ненависть. Он любит серебро? Он любит злато? Первое — вор, второе — убийца. Однако же Бог Справедливый любит Келли.
«Иди сюда, — сказала она ему. — Иди».
Келли встал с кресла, как будто его вытащили за ухо, дурного мальчика. Его заставили преклонить колени перед кристаллом цвета кротовой шкурки, который все еще стоял на подставке в кабинете, — первый кристалл, в который он взглянул, кристалл, который призвал Мадими (тогда Келли еще не знал ее), пухленькую девочку с кристаллом в руках.
«Посмотри и ответь, ведомы ли они тебе».
Он увидел одного, с собачьей мордой, и еще четырнадцать, загнанных в кристалл, подобно разбойникам и пьянчугам, которых собрали королевские констебли, чтобы очистить Чипсайд.[403] Они знали его. Он знал их. И все их имена начинались на «Б».
«Не кто иной, как он, месяцами следует за тобой, — сказала она. — Venite Tenebrae spiritu тео [404] . Отыдите до вопля последнего. Ступайте прочь, ступайте».
Нечестивое сборище переглянулось, встревоженное, пойманное в ловушку: казалось, ветер шевелит их бурые одежды; они держались друг за друга, — с открытыми ртами, с вытаращенными глазами, они корчились от боли, и, подобно невесомому пеплу, их тела были подхвачены вверх и развеяны по ветру. Он не услышал, чтобы хоть кто-нибудь из них заговорил, хоть один; и он был этому рад.
Он встал на колени и долго всматривался в пустой кристалл — облегчение, охватившее его, было сродни тому, что он чувствовал, освободив желудок или же кишечник от болезненной тяжести. Он поднял глаза, часто заморгал, понял, что находится в том же месте, где был до этого, но оно уже было иным. Где он был, куда странствовала его душа? Мысленно он увидел темную медленную реку, книгу, лошадиный глаз.
401
И чуть ли не в тот же миг вместе с ними уже была Мадими. — 4 июля 1583 г.
402
Большия суть три сия: Вера Надежда Любовь — 1 Кор. 13:13.
403
Чипсайд — улица в лондонском Сити, где был расположен продуктовый рынок.
404
Приводя слова Мадими. запечатленные в дневниках доктора Ди, Феллоуз Крафт по ошибке пропустил одно слово. Полностью фраза выглядит так: «Venite Tenebrae, fugite Spiritu meo» — «Отыдите, Тени, бегите духа моего» (лат.).
136 
