Особенно,... 
92 
«Философ», — повторил Ласки и слегка приподнял свою шляпу.
«Я горжусь, — сказал по-латыни мужчина, — именем, которое столь многие запятнали».[236]
«Философия — это шит, не запятнанный временем, — по-латыни ответил герцог. И продолжил, по-итальянски: — Если мы сбросим наши одежды и поплывем к тому берегу, то найдем вон в том доме больше философии, чем в университете, к которому движемся столь неторопливо».
Он взглянул на сэра Филипа, опасаясь, что оскорбил его чувства (конечно же, рыцарь знал итальянский, человеку, хоть сколько-нибудь благородному, не пристало в наши дни быть несведущим в итальянском), и увидел, что на его лице играет добрая, даже удивленная улыбка. Он смотрел не на герцога Ласки, а на нового философа. Ехавший рядом Александр Диксон невольно пришпорил своего норовистого коня и чуть было не оказался на земле.
Пятнадцатого числа того месяца доктор Ди записал в своем дневнике:[237]
Около 5 часов польский князь, лорд Альберт Ласки, прибыл из Бишема, где и провел предыдущую ночь, возвращаясь из Оксфорда, куда ездил с целью посетить университет, там же ему были оказаны всяческие почести и гостеприимство. Его сопровождают лорд Расселл, сэр Филип Сидни и другие господа: доставили его люди королевы, лодка была покрыта тканью с королевскими знаками, на ней же королевские трубачи и проч. Он пришел, дабы выказать мне свое почтение, возблагодарим же Господа за это!
Он стоял около ведущих к воде ступеней, когда увидел, как две широкие лодки идут вниз по Темзе в сопровождении двух маленьких яликов; на лодках были раскинуты шатры для зашиты от солнца и дождя. Процессия направлялась в Лондон, отыскивая путь домой, как старые лошадки, что ковыляют к знакомой конюшне, — но остановилась около дома в Мортлейке, зазвучали фанфары, и шелковые флаги затрепетали на свежем речном воздухе.
«Посланники королевы, — улыбаясь, выкрикнул сэр Филип. — Держим путь из наших Афин».
«Добро пожаловать, господа, — откликнулся доктор Ди. — Приветствую вашу светлость в моем скромном жилище».
Он торопливо спустился по ступенькам, дабы высказать почтение герцогу, но тот уже проворно спрыгнул с лодки и обнажил голову. Горячо пожимая руку Ди, он склонился к доктору, почти касаясь его бороды своей.
«Поверьте, я бы не смог проплыть мимо этих ступеней, не остановившись, — сказал он. И, повернувшись к оставшимся в лодке, продолжил: — Вам знакомы эти джентльмены».
«Иных я знаю очень хорошо», — ответил доктор. Он поклонился сэру Филипу Сидни. Лорда Расселла[238] доктор нередко видал при дворе: один из юных паладинов королевы, шахматная фигурка в ее рыцарской игре.
Им, а затем и прочим джентльменам помогли сойти с лодок; доктор Ди с поклоном указал гостям путь наверх, предупредил о расшатавшихся камнях и, обернувшись, послал своего сына Артура и его сестру, украдкой выглядывавшую из-за платья отца, предупредить хозяйку о гостях.
«Скажи ей, пусть достанет последний хогсхед[239] рождественского кларета,[240] — прошептал он Артуру. — Пирог с олениной и бочонок угрей».
И, поторапливая, похлопал сына по плечу. Эти господа ожидают подобного приема, не важно, попробуют они еду или нет. Доктор Ди поднялся с ними по лестнице.
«Полагаю, вашей светлости оказали всяческие почести в Оксфорде.
«Все прошло просто великолепно. Очень гостеприимно. Я получил подарок. Пару перчаток», — прибавил он, поднимая брови, как бы приглашая доктора Ди разделить его легкое удивление: одежда, а не книга, не раритет или старинная вещь. Были и другие странности: в колледже Всех Душ[241] ученые поставили короткую скучную пьесу о Дидоне,[242] а посреди спектакля устроили банкет, где гости сидели с Энеем и царицей Дидоной и слушали рассказ Энея о Трое, а после того, совсем по Вергилию, ученые устроили бурю[243] — розовая вода лилась дождем, сладости обрушились на гостей градом, и выпал сахарный снег. Чтобы устроить все это, принимающей стороне пришлось изрядно потрудиться, и князь поблагодарил всех на militare Latinum (он назвал свою латынь солдатской, добавив, что еще никогда не слыхивал столь искусных речей, достойных Цицерона, какими его встретили в Оксфорде).
«Не вы ли, сэр доктор, — спросил сэр Филип Сидни по-английски, сходя на берег, — не вы ли как-то устроили подобные чудеса в Оксфорде?»
236
«Я горжусь, — сказал по-латыни мужчина, — именем, которое столь многие запятнали». — В книге «О причине, начале и едином» Бруно сетует: «…Для народа слово философ значит обманщик, бездельник, педант, жулик, шут, шарлатан, годный для того, чтобы служить для веселого времяпрепровождения в доме и для пугания птиц в поле… Восхвалим же по достоинству древность, когда философы были таковы, что выдвигались в законодатели, советники и цари, когда советники и цари возвышались в священники» (диалог первый, пер. М.Дынника).
237
Пятнадцатого числа того месяца доктор Ди записал в своем дневнике… — Запись от 15 июня 1583 г. Крафт цитирует дословно. Обратите внимание, что Ди не упоминает Бруно, — это послужило поводом для дискуссий о том, встречались ли они вообще. Излишне говорить, что пророчество Мадими о Бруно («Эгипет», Fratres, гл. 9) не записано в дневниках Ди.
238
Лорд Расселл — Фрэнсис Расселл (ок. 1550–1585), сын доверенного лица Елизаветы, члена Тайного совета Фрэнсиса Расселла, второго графа Бедфорда (ок. 1527–1585).
239
Хогсхед — бочка емкостью 286,4 л.
240
Кларет — легкое сухое красное вино. В Англии так называют красное бордо.
241
…в колледже Всех Душ… — Колледж Всех Душ, Праведно Усопших основан в 1438 г. и назван в честь часовни, где служили заупокойные мессы по убитым на войне солдатам. В колледж зачисляются только выпускники Оксфорда после сдачи специальных экзаменов, что рассматривается как одно из крупнейших академических достижений.
242
…короткую скучную пьесу о Дидоне… — «Дидона, царица Карфагена» (ок. 1583) Кристофера Марло (1564–1593) и Томаса Нэша (1567–1600).
243
…после того, совсем по Вергилию, ученые устроили бурю… — Буря, во время которой Эней стал любовником Дидоны («Энеида», кн. IV, 160–172).
92 
