Особенно,... 
.
Очередная сказка о Золушке 
162 
На следующий день, с утра пораньше, я звоню ему в номер, но его нет. Нахожу я его, разумеется, в монтажной, где он, видимо, хорошо обдумав сказанное мной вчера, исправно лижет жопу Мизу. Он дает мне понять, что мое присутствие нежелательно, поэтому я отправляюсь в офис и занимаюсь делами. Я неохотно сообщаю Мартину, что мы расторгаем договор о сотрудничестве и что ему нужно ввести в дело еще кого-нибудь из наших компаньонов. Он отнесся к этому спокойно, что меня очень порадовало, все-таки он потрясающий человек.
Потом мы встречаемся в клубе с Мизом и Психом, который теперь набивается к Мизу в лучшие друзья. Смотреть на это противно, но это по крайней мере лучше, чем то, что он вытворял раньше, так что я мил и расслаблен, а потом я вдруг вижу Катрин, она подходит ко мне. Я пытаюсь с ней заговорить, но она выплескивает мне в лицо свой напиток и материт на чем свет стоит. Она даже пытается наброситься на меня с кулаками, но, к счастью, ее друзья оттаскивают ее и уводят из клуба.
Меня начинает трясти, а этот ублюдок Псих веселится.
— Ураган, это был просто ураган, — радостно напевает он с каким-то дурацким гнусавым акцентом и хлопает ладонями по бедрам.
Я смотрю на его лицо, расплывшееся в улыбке, и думаю о наших с ним странных отношениях — мы не виделись несколько лет, но ничего не изменилось. Наверное, все дело в том, что он был немного похож на меня, мы оба знали, что декаданс, разложение духа — это дурная привычка всех, кто арендует квартиры у муниципалитета. Идиотская привычка на самом деле. Raison d'etre[18] нашего класса — выжить, вот и все. Вот, бля, наше поколение, поколение панков и уродов, — мы не только цвели и пахли, у нас даже хватило мужества разочаровываться в этой жизни. С самого начала мы с Психом были братьями по разуму, точнее, по его отсутствию. Презрение, насмешки, ирония, издевательства — мы создали свой собственный маленький мирок еще до того, как у нас в жизни появились выпивка и наркота, которые помогли нам очиститься и дали возможность жить в этом мире с полной отдачей. Мы рассекали по этому миру, сочась непробиваемым и совершенным цинизмом и презрением ко всем и вся, и мы знали — нас никто не поймет, просто не сможет понять: родители, братья, сестры, соседи, учителя, идиоты, крутые, хипстеры. Но в Форте Банановых квартир было очень непросто быть декадентом. Наркотики стали самым простым решением.
А потом, когда мы конкретно на них подсели, они захватили нас целиком, безжалостно уничтожая мечты и грезы, которые сами же и создали для нас, разрушая ту жизнь, к которой они дали нам доступ. И все это стало похоже на работу, на тяжелый, изнурительный труд — то есть на то, чего мы пытались избежать. И теперь я боюсь не героина, не наркотиков, а наших с ним странных симбиотических отношений. Сдается мне, все это выльется в большую резню. Вот этого я и боюсь. Тем более если учесть, что Урод рассказал мне про Франко.
Но Псих в любом случае хорошо поработал над монтажом фильма. Что да, то да. А это, в свою очередь, дало мне возможность решить проблемы с клубом.
— У тебя есть копия фильма? А то уже хочется посмотреть, — говорю я, — Не дашь мне кассету?
Он скрипит зубами.
— Не-е-е… В первый раз будем смотреть все вместе.
— Вот так вот, значит? И когда будет просмотр?
— Надеюсь, когда мы вернемся. То есть уже завтра утром, первым делом пойдем смотреть, что получилось. В моем пабе в Лейте.
В его пабе в Лейте. И все потому, что он думает, будто меня там не будет.
— А с чего вдруг такая секретность?
Но этот наглый мудила сопротивляется до последнего.
— А с того. Пока ты тут играл в Мистера Клубного Босса, а Биррел торчал дома, играя в примерного семьянина, один придурок, которому больше всех надо, — он показывает на себя, — торчал в монтажной, пока у него не начало рябить в глазах, и монтировал этот мудацкий фильм. И мне очень не хочется получить пиздюлей сначала от тебя, потом — от Биррела, потом — от Никки, потом — от Терри. Нет уж, спасибо большое, я лучше их получу все разом.
Судя по всему, он думает, что пиздюлей получу я, если встречусь в Лейте с Бегби. Ну что ж, посмотрим.
60. «…Фильм Саймона Дэвида Уильямсона…»
Тупая, сверлящая боль в голове, где-то около глаза. Я стою в душе, пытаюсь смыть с себя очередное похмелье, мне очень хочется, чтобы стекающие по моему телу струи воды стали вдруг всепроникающими, чтобы они смогли вымыть меня изнутри. Такая мгновенная регидрация. Беру пузырек с гелем для душа, выдавливаю на руку эту склизкую массу с синтетическим запахом растений, размазываю ее по телу и беспокоюсь о своем животе, не начал ли он провисать. Надо бы сходить в спортзал. Спускаясь ниже, пытаюсь думать конструктивно, в деловом ключе. Пытаюсь не думать о Саймоне, о его темных бровях, тонком итальянском лице, холодной улыбке и сладких словах, которые он произносит своими змеиными губами. И самое главное — я стараюсь не думать о его глазах, которые словно два омута. Они карие, но кажутся черными, как будто в них нет ничего, кроме зрачка. Даже когда Саймон чего-то не одобряет, он не прищуривается, не отводит взгляда, его глаза просто теряют свой блеск, они становятся тусклыми, матовыми, и ты больше не видишь в них свое отражение. Как будто тебя вообще не существует, как будто ты умер.
162 
