Особенно,... 
157 
Теперь тут все по-другому, друг, в районе доков теперь только крутые бары и рестораны, и эти огромные современные склады. В газете писали, што отсюда убрали все-все злачные заведения, потому што местные начали жаловатца. Я считаю, што это нечестно, эти гадючники тут всегда были, и те, кто сюда переехал, должны были это знать.
Я захожу в большой старый бар, где сплошные деревянные панели, и заказываю холодный «Гиннесс». Смотрю за окно, там орут чайки, и в док входит крейсер.
А потом вдруг случаетца полная лажа. Я сижу — никого не трогаю, и вдруг в бар входит Кертис.
— Мне показалось, што я увидел, как ты сюда входишь, и я с-с-сказал себе, што… — бедный парень начинает нервничать и моргает, — што Урод сюда бы ни в жизнь не зашел.
Да уж, приятель, кажется, я лоханулся. Вчера ночью мы тусовались с Рентой, и теперь все выпитое пиво легло на старые дрожжи, так што уже после нескольких пинт меня глобально развезло. Кертис в полном восторге, потому што он поучаствовал в какой-то оргии, вместе с девочками из того фильма, который снимает Псих. И я просто не знаю, што думать по поводу Али — ну, што Али работает в этом пабе, а вокруг происходит вся эта херня. Иногда мне приходит в голову, што он может и ее тоже привлечь к участию в этой хрени, и тогда у меня кровь холодеет в жилах. Потому што я знаю, Псих может запросто уговорить людей делать то, што они не хотят, то, што они никогда бы не сделали сами. Но только не Али, друг, только не моя Али. И мне вовсе не хочется прийти к ним с Энди загруженным, так что я начинаю активно трезветь.
В общем, когда я добираюсь до школы, мне кажетца, што у меня все нормально, но, судя по взгляду Али, это у меня просто состояние такое, когда тебе кажетца, што ты трезвый как стеклышко, а на самом деле ты убитый по самое не хочу. На ней куртка с капюшоном, отороченная мехом, я ее раньше не видел, свитер, брюки и ботинки. Выглядит просто потрясно. Пацан тоже упакован как надо, шарф, шапка и все такое.
— Што тебе нужно, Дэнни?
— Привет, папа, — говорит мой пацан.
— Как дела, солдат? — спрашиваю я у парня, потом обращаюсь к Али: — Хорошие новости. Я тут разжился деньгами и хочу вас свозить в Диснейленд… в Париж… или во Флориду, если захочешь! Я закончил книгу и уже отослал ее в издательство! А вчера я встречался с Марком, ну то есть с Рентом! Он был в Амстердаме, но теперь вот вернулся, и мы с ним пива попили, за жизнь побазарили. Он сказал, што это хорошая мысль, ну, с книгой, и все такое…
Она даже в лице не изменилась, друг.
— Дэнни… ты о чем?
— Слушай, давай пойдем посидим в кафе, там и поговорим, — говорю я, улыбаясь пацану. — Молочный коктейль у Альфреда, а, приятель?
— Ага, — говорит он, — но только в «Макдоналдсе». Там коктейль лучше.
— Нет, друг, нет, потому што у Альфреда используют только качественные продукты, а в «Макдоналдсе» в этих коктейлях один сплошной сахар, а сахар вреден для здоровья. И вообще это все зло. Глобализация, и все такое, это неправильно, друг… — Я понимаю, што начинаю гнать, и Али уже коситца на меня. — Но если хочешь, можем пойти и в «Макдоналдс», вот так.
— Нет, — холодно говорит мне Али.
— Ну мама, — начинает ныть Энди.
— Нет, — говорит она. — У нас много дел, нас ждет тетя Кэт, а вечером я работаю. — Потом она поворачиваетца ко мне и чуток подается вперед, и мне на миг кажется, што она сейчас меня поцелует, но она шепчет мне на ухо: — Вали отсюда, торчок. И не приближайся к моему сыну, когда ты на приходах! — Потом она отворачиваетца, берет Энди за руку, и они уходят.
Пацан оборачиваетца и машет мне рукой, а мне приходитца выдавить из себя улыбку и помахать ему в ответ, надеясь, што он не увидит, што я плачу.
Я возвращаюсь на набережную и захожу в другой паб. Там полно народу, и играет какой-то джаз-банд. А я думаю, какой понт в том, штобы иметь бабки, если люди, на которых ты хочешь эти бабки потратить, не хотят быть с тобой. Што у меня есть теперь, когда они от меня ушли? Нет, друг, не жизнь, а сплошная херня. Я смотрю на группу, на кларнете играет молоденькая девчонка, симпатичная, и музыка очень красивая, можно прямо прослезитца, друг. А потом я вижу у стойки какого-то старика, он улыбаетца. И тут ко мне вдруг приходит страшная мысль: все в этом баре, все, кто здесь есть, все-все, и Али, и даже мой маленький Энди, — все скоро умрут. Через десять лет, или двадцать, или тридцать, или сорок, или пятьдесят, или шестьдесят, в общем, когда-нибудь, все равно, дело ведь не в количестве лет. Все хорошие люди, и все психи, и все уроды — они все исчезнут, их просто не станет. Совсем-совсем скоро.
157 
