137 
Эти слова также были приняты с ликованием. Всеобщее безумие и вправду начало меня беспокоить. Глядя на пляшущих, орущих, визжащих людей, пинающих ногами дрова в костре, я остро ощущал, что силы мои на исходе. Прелестная Лилия все так же льнула ко мне.
«Мне необходимо поспать!» – вдруг сказал я им. И это было более или менее правдой. За те три дня, что я обретался во плоти, мне едва удавалось урвать на сон час или чуть больше, и я, изгнанный с небес, страшно устал и был весь покрыт синяками. Мне хотелось приникнуть к этой женщине и спрятать свою печаль у нее на груди.
Все выразили одобрение. Нам приготовили хижину. Люди бегали взад-вперед, собирая лучшие шкуры, и меха, и мягчайшую кожу, и затем нас в молчании ввели в хижину, и я лег навзничь на шкуру горного козла с длинным и мягким мехом.
«Господи, чего ты ждешь от меня?» – вслух спросил я. Ответа не последовало. Были лишь тишина и темнота хижины, а потом вокруг меня обвились руки дщери человеческой – благоуханной, любящей и преисполненной неги и страсти; то была тайна, совершенное живое чудо, нежность и вожделение, которые накатывали волна за волной...
Мемнох замолчал. Казалось, он выдохся. Поднявшись, он снова пошел на берег моря и остановился на мягком песке и гальке. Я увидел, как блеснул силуэт его крыльев – возможно, в точности так, как привиделось той женщине, но через мгновение на берегу виднелась попросту большая фигура с опущенными плечами; она стояла ко мне спиной, со спрятанным в ладони лицом.
– Мемнох, что произошло? – спросил я. – Бог наверняка не оставил тебя там! Что ты сделал? Что случилось на следующее утро, когда ты проснулся?
Вздохнув, он наконец обернулся. Медленно подойдя к валуну, он снова сел.
– К утру я успел познать ее с полдюжины раз и лежал полумертвый, что само по себе было еще одним уроком. Но у меня не было никаких мыслей относительно того, что мне делать. Пока она спала, я молился Богу, молился Михаилу и другим ангелам. Я молился и молился, спрашивая, что мне делать. Угадай, кто мне ответил? – спросил он вдруг.
– Души из преисподней, – ответил я.
– Да! Мне ответили души. Откуда ты узнал? То были души – самые сильные души преисподней, услыхавшие мои молитвы Создателю, услыхавшие самую суть моих стенаний, и моих оправданий, и моей мольбы о снисхождении, прощении и понимании; они услышали все это и испили и поглотили, как обычно поступали с душевными терзаниями своих человеческих детей.
И к восходу солнца, к тому времени, как начали собираться люди из общины, я узнал лишь одно: что бы со мной ни случилось, какова бы ни была воля Создателя, души, томящиеся в преисподней, более не останутся прежними! Они узнали слишком много из слов обретшего плоть ангела, бездумно взывавшего к Богу и небесам.
Разумеется, происшедшее не сразило меня. И я не сидел там в раздумье. Могущественные души узрели первые проблески рая. Теперь они познали свет, заставляющий ангела рыдать и молить в отчаянии, ибо он опасался, что никогда более не увидит этого света. Я не размышлял об этом. Нет.
Господь оставил меня там. Вот о чем я подумал. Господь меня оставил. Я пошел в толпу. Поселение было переполнено людьми. В сущности, мужчины и женщины стекались со всех ближайших стоянок, чтобы увидеть меня.
И нам пришлось покинуть огороженное пространство и выйти на открытое место, в поле. Посмотри направо вниз, туда, где земля идет под уклон. Видишь – поле внизу и часть берега?
– Да.
– Там мы и собрались. И скоро стало ясно, что все эти мужчины и женщины чего-то от меня ждут: что я заговорю, начну творить чудеса, расправлю крылья – словом, нечто такое, не знаю что именно. А что до Лилии, то она все так же льнула ко мне, соблазнительная и прекрасная, переполненная смутным восторгом.
Мы вместе взобрались на ту скалу... видишь, валуны, оставленные ледниками миллионы лет назад? Туда. Мы влезли наверх; она уселась, а я встал перед этими людьми, затем взглянул на небеса и вознес вверх руки.
От всего сердца молил я Господа простить меня, вернуть назад, милостиво завершить мое вторжение исчезновением, иначе говоря – позволить мне принять свое ангельское обличье и невидимому подняться ввысь. Я страстно желал возвращения, рисуя его в воображении, пытался всеми мыслимыми способами обрести свою прежнюю природу. Безуспешно.
В небесах над головой я видел то же самое, что и люди. Я видел синь неба, плывущие на восток курчавые белые облака и бледную дневную луну. Солнце жгло плечи. Оно припекало мою макушку. И тогда мне открылось нечто ужасное: то, что я, возможно, умру в этом теле! То, что я расплачиваюсь своим бессмертием! Бог сделал меня смертным и повернулся ко мне спиной.
137 
