Особенно,... 
178 
Души в поношенных темно-коричневых монашеских одеяниях, монахини в жестких белых головных покрывалах, принцы с бархатными рукавами-буфами, нагие мужчины, разгуливающие с таким видом, словно никогда не ходили одетыми; платья из крашеной льняной ткани со старинными кружевами, современные платья из блестящего шелка или искусственных тканей, оливково-зеленые мундиры солдат и доспехи из сверкающей бронзы, крестьянская одежда из грубой ткани и прекрасно сшитые шерстяные костюмы современных фасонов, вечерние платья из серебристых тканей; волосы всех цветов, спутанные и взъерошенные ветром; кожа всевозможных оттенков; коленопреклоненные старики с сомкнутыми перед собой ладонями, розовыми лысинами и кожей на шее, собранной в трогательные складочки; тонкие белые души тех, кто голодал в жизни, лакали из ручьев по-собачьи, другие лежали на спине, из-под полузакрытых век посматривая на скалы и узловатые деревья, предаваясь пению, мечтам и молитвам.
С каждой секундой глаза мои все больше привыкали к сумраку. В поле моего зрения попадало все больше подробностей, более понятным становился каждый квадратный дюйм того, что я созерцал! Фигуры, роившиеся десятками поблизости от каждой настоящей души – те, что танцевали, пели и причитали, – были не более чем образами, проекциями этой самой души, служившими для ее общения с окружающим миром.
Ужасная фигура женщины, охваченной пламенем, была не более чем химерой для стенающих душ, бросающихся в огонь и пытающих отвязать ее от столба, затоптать пламя, пожирающее ее волосы, вызволить ее из немыслимой агонии! То было место для ведьм. Все они пылали! Спасите их! О Господи, ее волосы в огне!
И действительно, солдаты, заряжающие пушку и прикрывающие в этот момент уши, были не более чем иллюзией для тех сонмов истинных душ, рыдающих, стоя на коленях, и неуклюжий гигант, размахивающий топором, был не более чем призраком для тех, кто уставился на него в оцепенении, узнавая в нем самого себя.
– Не могу... не могу смотреть!
Чудовищные образы убийства, пыток вспыхнули передо мной, опаляя мне лицо. Призраков тащили на смерть в котлах с кипящей смолой, воины падали на колени с широко раскрытыми глазами; принц какого-то погибшего персидского царства с воплем подпрыгнул в воздух, раскинув руки; в глазах его мелькали отблески огня.
В завываниях, шепоте настойчиво звучали протесты, вопросы, внезапные озарения. Отовсюду раздавались необычные речи, если только у вас доставало смелости им внимать, улавливать темы, режущие слух наподобие неистовой погребальной песни.
– ...Да, да, я думал, я знал...
– ...Милые мои, крошки мои...
– ...В твои объятия, потому что ты никогда...
– ...И я все время думал, а ты...
– ...Любила тебя, любила тебя, любила тебя, и всегда... и, нет, ты не знал. Не знал, не знал...
– ...Я всегда думал, что должен быть таким, но я знал, я чувствовал...
– ...Смелость повернуться и сказать, что это не так...
– ...Мы не знали, не знали...
И все это слилось в результате в один непрерывный вопль.
Мы не знали!
Передо мной возникли внутренние стены мечети, заполненной кричащей, прикрывающей головы руками толпой, когда на них с оглушительным грохотом, напоминающим артиллерийскую канонаду, начала сыпаться штукатурка.
Все иллюзии.
– Мы не знали, не знали, – завывали голоса душ.
Коленопреклоненные мертвецы-прислужники сбились в кучу, по их лицам струились слезы:
– Да, мы понимаем, вы понимаете...
– И в тот год, просто, чтобы пойти домой и быть с...
– Да...
Я упал, зацепившись ногой о камень, и меня бросило в гущу коленопреклоненных воинов, которые рыдали, вцепившись друг в друга, и призраков побежденных, убитых, умерших с голоду, – все они раскачивались и стенали в голос.
Последовала череда взрывов, каждый из последующих страшнее предыдущего, – из тех, что могли произойти лишь в наши дни. Небо сделалось светлым, как днем, если только день может быть бесцветным и беспощадным, и затем растворилось в мерцающей темноте.
В зримой темноте!
– Помогите, помогите мне выбраться отсюда! – закричал я, но они, казалось, не слышат или не замечают моих воплей, и когда я стал искать глазами Мемноха, я увидел створки дверей лифта, которые вдруг растворились, и передо мной замаячила просторная современная комната, освещенная причудливыми светильниками; полы были застелены бесконечными коврами. Полированный блеск нашего механического мира. Мне навстречу выбежал Роджер.
178 
