Особенно,... 
182 
– Дора! Дэвид! Помогите мне! – звал я.
И тут почти у моего уха прозвучал голос Мемноха:
– Лестат, не делай этого, не уходи. Не возвращайся домой. Лестат, не делай этого, это сумасшествие – разве не понимаешь, – ну пожалуйста, во имя любви к Господу, если ты можешь хоть немного любить Его и любить их, помоги мне!
– НЕТ! – Я обернулся и, с силой толкнув его, увидел, как он покатился вниз по крутым ступеням – неуклюжая и гротескная фигура с выражением изумления на лице, запутавшаяся в огромных хлопающих крыльях. Я резко повернулся к нему спиной. Впереди, из открытой двери на самом верху, лился свет.
Я побежал на свет.
– Остановите его! – закричал Мемнох. – Не выпускайте его. Не позволяйте ему унести с собой Плат.
– У него с собой Плат Вероники! – воскликнул один из мертвецов-прислужников, внезапно бросаясь на меня из сумрака.
Моя нога едва не соскользнула, однако я продолжал бегом скакать со ступеньки на ступеньку. Ноги сильно болели. Я чувствовал, что они приближаются ко мне – мертвецы-прислужники.
– Остановите его.
– Не дайте ему уйти!
– Остановите его!
– Отберите у него Плат, – кричал Мемнох, – он под рубашкой – нельзя, чтобы Плат пропал вместе с ним!
Я взмахнул левой рукой, и один из мертвецов-прислужников прилип обмякшей, бесформенной грудой к скале. Высоко наверху неясно вырисовывалась дверь. Мне был виден свет. Я видел свет и знал, что это земной свет – сверкающий и естественный.
На мои плечи опустились руки Мемноха, и он крутанул меня к себе.
– Нет, ты не посмеешь! – прорычал я. – Бог мне простит. Ты меня простишь, но не забирай ни меня, ни Плат! – гремел я.
Я поднял левую руку, чтобы отгородиться от его протянутых ко мне рук, и снова ударил Мемноха. Но его спасли крылья: Мемнох взлетел мне навстречу и едва не вдавил меня обратно в ступени. Я почувствовал, как его пальцы пронзают мой левый глаз! Вот они разлепили мне веки и стали вдавливать глаз в череп, причиняя мне нестерпимую боль, а потом по моей щеке сползла вниз студенистая масса.
Я услышал прерывистый вздох Мемноха.
– О нет... – простонал он, прижав пальцы к губам, в ужасе уставившись на тот же предмет, на который смотрел и я.
На глаз, на мой круглый голубой глаз, дрожащий и мерцающий на ступени лестницы. Все мертвецы-прислужники тоже уставились на глаз.
– Наступите на него, раздавите его, – воскликнул один из них и бросился вперед.
– Раздавить его, наступить, размазать! – закричал другой, устремившись к глазу с верхних ступеней.
– Нет, не делай этого, не надо! Остановитесь, вы все! – простонал Мемнох. – Не в моем царстве, здесь вы не посмеете!
– Наступи на глаз!
Это было мое мгновение, мой шанс. Я взлетел наверх, едва касаясь подошвами ступеней. Я почувствовал, как моя голова и плечи погружаются в свет и тишину, а потом в снег.
Я был свободен.
Я оказался на земле. Ноги мои ударились о мерзлую почву – скользкий снег вперемешку с грязью.
Я бежал, одноглазый, истекающий кровью, с Платом, спрятанным под рубашкой, бежал сквозь жестокую бурю, сквозь снежные заносы; крики мои взлетали вверх и эхом отражались от знакомых зданий – темных, неприветливых небоскребов моего города. Дом, земля.
Солнце только что погрузилось в темно-серую дымку налетевшей метели; белизна снега поглотила зимние сумерки.
– Дора, Дора, Дора!
Я все бежал и бежал.
Призрачные смертные пробирались сквозь метель; призрачные люди спешили по узким скользким тротуарам, автомобили ползли сквозь бурю, и их фары высвечивали поднимающуюся, сгущающуюся белизну. Снежные сугробы были настолько высокими, что я падал и с трудом вставал на ноги, но продолжал идти.
Передо мной возникли арки и шпили собора Святого Патрика. Святой Патрик.
А чуть дальше возносилась вверх стена Олимпийской башни из стекла, напоминающего полированный камень. Своей чудовищной высотой она пыталась достать до самих небес, уподобившись Вавилонской башне.
Я остановился, сердце мое едва не разрывалось.
– Дора! Дора!
Я достиг дверей вестибюля – головокружительные огни, гладкие полы, скопление смертных. Повсюду смертная плоть, поворачивающаяся взглянуть на то, что двигалось слишком быстро, чтобы быть замеченным. Убаюкивающая музыка и уютные огни, поток искусственного тепла!
Я отыскал лестничный пролет и взмыл по нему вверх, как пепел по дымоводу; вломившись через деревянную дверь, я вошел, пошатываясь, в комнату.
182 
