118 
Снаружи донеслись шаги нескольких человек. Ган со стоном отпихнул Йэна, дополз на четвереньках до двери и захлопнул ее прежде, чем кто-нибудь смог заглянуть внутрь. Привалившись спиной к створке, он ждал неизбежного стука. Что скажет он солдатам? От боли из глаз старика текли слезы, думать как следует он не мог. Потом боль сменилась онемением. Никто не попытался войти в каюту.
Йэн закашлялся. На губах у него выступила кровь; Ган знал, что это плохой признак, и удивился, когда молодой человек, шатаясь, поднялся на ноги, подошел к двери и запер ее. Теперь, когда он взглянул на Гана, он явно узнал его. Одновременно по лицу Йэна скользнуло какое-то странное выражение.
— Нет, — пробормотал он, словно разговаривая сам с собой, — не буду.
Ган впервые задал себе вопрос: а почему, собственно, он спас Йэна, несмотря на постоянное недоверие к молодому человеку? Но ведь Йэн единственный, кого он хоть немного знает на корабле. И Хизи он нравился, что тоже играло свою роль.
Йэн нагнулся, поднял старика с пола легко, словно перышко, и как ребенка уложил на постель. Ган попытался возражать, но боль и изнеможение лишили его голоса. Постель была такая мягкая, такая божественно мягкая…
— Спасибо, — наконец выдохнул он.
— Нет, это я тебя должен благодарить, — ответил Йэн. — Можно мне… можно мне побыть какое-то время в твоей каюте?
— Думаю, не только можно, но и нужно, — ответил Ган. — Кто-то из гвардейцев пытался убить тебя.
Йэн поднял брови:
— Ты знаешь кто?
— Я его видел, но имени не знаю.
— Правда? Это хорошо. Хорошо, что ты его видел, хочу я сказать. — Йэн сел на пол и подтянул колени к груди. Его дыхание, казалось, стало совсем ровным.
— Может быть, это Ли, — предположил Ган.
Йэн удивленно — нет, потрясенно — взглянул на него:
— Что? Почему ты так говоришь?
— Это было первое, что ты сказал, когда вынырнул из воды.
— Ох… Нет, Ли — это старуха, которую я знал когда-то. В первый момент я принял тебя за нее.
— Должно быть, она очень уродлива, — заметил Ган. Йэн усмехнулся:
— Многие так и считали, хотя я думал иначе. Странно. — Он взглянул на Гана ясными глазами. — Мне казалось, что я ее забыл. И вот пожалуйста.
— Память — странная вещь, — сказал Ган. — Бывает, что события моего детства — шестьдесят лет назад — я вспоминаю более отчетливо, чем то, что случилось вчера. Старея, к такому привыкаешь.
— Стареть — это не для меня, — пробормотал Йэн, и Ган в тусклом свете лампы заметил, как блеснули у того на глазах слезы.
Ган спустил ноги на пол, все еще опасаясь боли в бедре, но надеясь, что теперь сможет идти.
— Я найду госпожу Квен Шен. На корабле должен быть кто-нибудь, кто смыслит в ранах.
Йэн отчаянно замотал головой:
— Нет, не надо. Силы возвращаются ко мне.
— Тогда позволь мне осмотреть твою рану.
— Ты немногое увидишь.
— Что ты хочешь этим сказать? — Но тут Ган ощутил ужасное предчувствие: он сейчас умрет. Каюта закружилась вокруг него. Ган схватился за грудь, где вспыхнула острая боль, смутно удивляясь ощущению какой-то силы, стиснувшей его сердце.
— Нет, — тихо сказал Йэн — так же, как он говорил раньше, и огненный клубок в груди Гана погас. Прекрасный, сладкий воздух хлынул в его легкие. — Прости. Ты не заслуживаешь этого. Я…
— Что ты там бормочешь? — прорычал Ган. Боль и облегчение внезапно превратились в ярость.
— Послушай меня, Ган. Я не обманывал тебя, когда говорил, что мы с тобой — единственная надежда Хизи. Это так, и теперь я в этом уверился еще больше. Император дал этот отряд мне, понимаешь? Вовсе не Гавиалу.
— Да, да. Это мне ясно. Командуете вы с Квен Шен. Йэн мрачно кивнул:
— Значит, император предал меня; впрочем, более вероятно, что это дело рук жрецов. А может быть, они замешаны в этом совместно.
— Не понимаю. Йэн вздохнул:
— Я тоже понимаю не все. Ты кому-нибудь говорил, куда мы направляемся? Знает ли это кто-нибудь, кроме меня, хотя бы приблизительно?
— Госпожа Квен Шен знает столько же, сколько и ты. Никто не знает остального.
— Тогда, значит, они уверены, что смогут получить от тебя нужные сведения. И хотят избавиться от меня, потому что со мной им не справиться.
Ган заметил, что Йэн как будто вообще больше не испытывает боли. Молодой человек поднялся на ноги и начал гневно расхаживать по каюте, хотя говорил по-прежнему тихо.
— Я видел твою рану, — сказал Ган, тщательно подбирая слова.
118 
