— Зачем она сказала мистеру Орехху, что он бесполезен? Людям нельзя говорить такое.
— Он действительно был бесполезен, понимаете? Когда его нашли, он даже говорить толком не умел. Нет сомнений, что в итоге Её Светлость помогла ему.
— Но он очень переживал, а теперь оказалось, что он ещё и орк. Что происходит?
— И как, по вашему мнению, совершил он в последнее время что-нибудь определённо орковское?
Гленда неохотно призналась:
— Иногда его ногти превращаются в когти.
Кажется, женщина встревожилась.
— И что он тогда делает?
— Ну, в общем, ничего, — сказал Гленда. — Со временем они сами как бы… втягиваются обратно, что ли. Зато он научился делать чудесные свечи, — поспешно добавила она. — Он постоянно что-то делает. Ведёт себя так, словно… ценность, это вода, которая вытекает из дырявого ведёрка, поэтому постоянно нужно подливать новую.
— Что ж, если так, я готова признать, что Её Светлость была с ним немного резковата.
— Она любит его?
— Извините?
— Я спрашиваю, его кто-нибудь когда-нибудь любил?
— О, я думаю, любит. По-своему, — сказала женщина. — Хотя она и вампир, как вы знаете. У них несколько иной взгляд на мир.
— Что ж, если я встречусь с ней, я ей всё выскажу! — заявила Гленда. — Она его унижала. Наслала на него этих летучих женщин. Я не позволю ей так поступать!
— Насколько мне известно, она обладает чрезвычайной силой.
— Это не даёт ей права так поступать! — упорствовала Гленда. — И позвольте сказать вам ещё кое-что. Мистер Орехх здесь. Да, на конюшне, подковывает лошадь для Ланкрского Экспресса. Орехх удивительный.
— Похоже на то, по вашим словам, — сказала женщина со слабой улыбкой. — И в вашем лице, он, кажется, обрёл ярую поклонницу.
Гленда помолчала, а потом осторожно поинтересовалась:
— Это имеет какое-то отношение к яровой пшенице?
— Нет, это значит, что вы его страстно поддерживаете, — пояснила женщина. — Кстати, как насчёт вашей страсти к мистеру Орехху, мисс Эвфемизм? И, умоляю, не забывайте, что я уважаю лишь тех людей, которые думают, прежде чем говорить.
— Да, он мне очень сильно нравится, — искренне ответила Гленда.
— Очаровательно, — прокомментировала женщина. — Кажется, мистер Орехх приобрёл даже бОльшую ценность, чем я думала.
— Тогда передайте Её Светлости мои слова, — сказала Гленда, чувствуя, что краснеет до самой шеи. — У мистера Орехха есть друзья.
— Разумеется, передам, — сказала женщина, поднимаясь со скамьи. — А теперь извините, мне пора. Наша карета скоро отправляется.
— Не забудьте передать! — крикнула Гленда ей вслед.
Она увидела как женщина обернулась и улыбнулась ей, а потом исчезла из виду за спинами новоприбывших путешественников, как раз вошедших в дверь гостиницы.
Гленда, вставшая вместе с женщиной, снова тяжело опустилась на скамью. Кем эта фифа себя вообразила? Вероятно, библиотекаршей Её Светлости. Орехх упоминал её несколько раз. Всё равно, слишком много о себе думает. Даже не сказала Гленде своего имени.
И тут у неё в голове запели трубы и зазвенели колокольчики тревоги. Разве эта женщина спросила имя Гленды? Нет! Но она его откуда-то знала, равно как и о "поварихе в университете". И такая смышлёная, разгадала секрет Пирога Пахаря на раз-два. В дело вступила малая часть сознания Гленды, когда-то пробуждённая к жизни порцией портвейна. Твоя проблема в том, что ты слишком поспешно делаешь выводы. Ты видишь что-то, и тебе сразу кажется: ты знаешь, что. А ведь эта женщина говорила не как библиотекарша, верно?
Очень медленно Гленда сжала правую руку в кулак и прижала его ко рту, а потом укусила, изо всех сил желая, чтобы последние пятнадцать минут её жизни как-то исчезли из этой вселенной. О боже, как бы она хотела заменить их чем-нибудь гораздо менее смущающим. Например, чтобы с неё прилюдно свалились панталоны.
Даже сейчас, поздно ночью, в кузнице кипела жизнь. Экипажи прибывали и отбывали постоянно. Гостиница работала не от восхода до заката, а по расписанию движения карет, и пассажиры, скучающие в ожидании пересадки, имели тенденцию перемещаться к кузнице, в поисках бесплатного развлечения и защиты от холодного ночного воздуха.
Орехх ковал лошадь. Треву и раньше доводилось видеть подобное, но чтобы именно так — никогда. Животное стояло неподвижно, словно загипнотизированное, и только слегка дрожало. Когда Орехх желал, чтобы лошадь пошевелилась, он просто тихо щёлкал языком. Когда хотел, чтобы подняла ногу — щёлкал иначе. Трев ощущал, что наблюдает не просто за человеком, кующим лошадь, но за настоящим Мастером, который щедро демонстрирует своё искусство толпе любителей. Когда лошадь была подкована, она вышла к толпе зрителей, боже милостивый, словно модель на подиум. И принялась поворачиваться и кланяться во все стороны, подчиняясь жестам и щелчкам Орехха. Выглядела она при этом не слишком счастливой, зато на 100% послушной лошадью, это уж точно.