Легкий бриз за окном словно бы превращался в штормовой ветер. Казалось, в воздухе висит водяная пыль и мачты кораблей клонятся к пенистым волнам.
Жанна, Симонетта и Одиль с беспокойством слушали разговор, опасаясь, как бы их мужчины не устремились в морскую экспедицию, где может случиться все, что угодно.
— Каким бы ни оказалось это открытие, — заметил Жозеф, — с материальной точки зрения оно бесполезно, ведь Католические короли[12] провозгласили своими все земли на западе.
Феррандо пожал плечами.
— Заключенный в Тордесильясе договор подписали лишь две страны, — возразил он. — И он обязателен только для них. Ни венецианцы, ни фламандцы, ни англичане ничего не подписывали. Уверен, что английский король не будет руководствоваться решением папы. Да и сам Александр Борджиа не вечен.
Глаза Жака Адальберта сверкали. Деодат выглядел задумчивым.
— Сколько может, стоит такая экспедиция? — спросил Жак Адальберт.
— И этого я не знаю, — ответил Феррандо. — Естественно, многое зависит от количества кораблей. И от числа людей, которым нужно платить.
— Ты бы поехал?
— Я совершил столько скучных поездок, что с восторгом принял бы участие в путешествии, которое откроет существование Нового Света.
— Даже если это не принесет никаких выгод? — спросил Жозеф.
— Ты сам знаешь, Жозеф, мы живем не только ради прибыли.
— Вот мы и стали вдовами! — воскликнула Жанна.
Все засмеялись.
— Всего на сорок дней, нежная Жанна, — ответил Феррандо. — Многие супруги были бы только рады отправить своих мужей подальше на сорок дней.
— Только не я! — вскричала Одиль. — Даже на сорок часов.
Франсуа посмотрел на нее долгим взглядом и улыбнулся.
— Мы еще не уехали, — сказал Феррандо.
На самом деле, подумала Жанна, они уже в пути.
Радость, вызванная почти одновременным рождением Жана и Франсуазы де Бовуа, была омрачена перспективой безумного путешествия сына и внука к неведомому континенту, причем никто не знал, когда и как это произойдет.
Еще больше омрачало ее пошатнувшееся здоровье Жозефа. В шестьдесят три года у него стало слабеть сердце. Он говорил, что временами ощущает пустоту в голове. Лицо его принимало мертвенно-бледный цвет, и он бессильно опускался в кресло. Это повторялось все чаще.
— Прости меня, но, боюсь, мне придется уйти первым, Жанна, — сказал он ей однажды после приступа, который едва не унес его в могилу.
Она собрала все свое мужество.
Успокоила его, обвинила во всем накопившуюся усталость, посоветовала больше отдыхать.
— Жанна, чаши песочных часов рано или поздно пустеют, — с улыбкой ответил он.
Супруг, который готовится уйти, несет в себе предупреждение: memento mori.[13] К горечи неизбежной утраты добавляется навязчивая мысль о собственном конце.
— Я привел все дела в порядок. Феррандо и Франсуа позаботятся о том, чтобы все шло как надо и ты получала бы все положенные доходы. Полагаю, Деодат под их руководством вскоре освоится и сумеет меня заменить. Жак Адальберт слишком поглощен печатней.
Она внимательно слушала, хотя все в ней протестовало. Но накопленное ими имущество лишь временно станет ее собственностью: она должна передать капитал Франсуа и Деодату. А те в свою очередь передадут его детям. Жозефу. Франсуазе. Жану. Кроме того, часть личного состояния Жозефа по праву наследования принадлежала его сестре Анжеле, жене Феррандо.
Жозеф мог бы прожить еще десять-пятнадцать лет. Но она знала, что смерть брата, а потом единственной дочери Об подействовали на него гораздо сильнее, чем казалось.
— Я понимаю, что причиняю тебе боль, — сказал он, — но нужно вынести и это ради тех, кого мы оставляем после себя.
Итак, все готовились к дальнему путешествию.
В последующие дни жизнь шла как прежде. Жанна продолжала надеяться вопреки очевидности.
В тот день, когда осуществилось последнее пророчество Франца Эккарта и французский гарнизон в Неаполе капитулировал перед войсками Северной лиги, Жанна поднялась в спальню с чашкой горячего молока для мужа, как делала каждое утро.
Обычно он приподнимался, услышав ее шаги. Сегодня этого не произошло. Она поставила чашку с молоком на столик и склонилась над ним. Лицо у него было абсолютно белое.
— Жозеф? — окликнула она.
Взяла его за руку и тут же отпустила. Не вскрикнула. Села рядом и заплакала. Остановиться она не могла.
12
Католическими королями называли Изабеллу Кастильскую (1451–1504) и Фердинанда II Арагонского (1452–1516); брак между ними (1469) фактически привел к объединению Испании; оба ревностно защищали католицизм. (Прим. перев.)
13
Помни о смерти (лат.).