Даос снова ткнул судью локтем в бок – к счастью, не попав на этот раз в больное ребро, – но выездной следователь уже и сам понял: отказываться от предложения Владыки Янь-вана нельзя.
– Согласен, – с обреченным вздохом выдавил судья, уже предчувствуя те горы адских бумаг, которые поспешат свалить на него местные крючкотворы.
– Но у нас тоже есть некоторые условия, – тотчас же поспешил добавить даос.
– У нас? – поднял брови Янь-ван, в то время как Владыка Восточного Пика незаметно подмигнул друзьям. Теперь-то судья Бао понимал, почему Лань Даосин хотел иметь дело именно с ним!
– У нас, – ничуть не смутившись, подтвердил даос. – Ведь я взялся представлять интересы высокоуважаемого сянъигуна и намерен делать это и впредь. Так вот, за нашу помощь мы нижайше просим…
6
…Судья с трудом разлепил каменные веки.
Светало.
Рядом заворочался, приходя в себя, Лань Даосин.
И тут судья Бао разом вспомнил, где они и зачем.
Вспомнил последний разговор с Владыками перед отбытием, обещанную ему помощь – и его собственное обещание. Или все это были лишь видения, вызванные дурманными порошками, которые его друг Лань бросал в костер, открывая вход в Преисподнюю?
Судья поспешно сунул руку за пазуху. Нащупал там толстый свиток и шершавый точильный круг, которые выдал ему перед расставанием Владыка Янь-ван. Судья помнил, как пользоваться этими вещами и для чего они нужны, но искренне надеялся, что воспользоваться ими ему не придется.
Значит, все это – правда.
«Полномочий у меня теперь – даже подумать боязно! – ознобно передернулся выездной следователь. – Вот только толку от них пока…»
Судья закряхтел и поднялся на ноги.
В результате чего обнаружил, что пострадавший бок совершенно не болит.
Кострище было холодным, коробочки, мешочки и флакончики даоса в беспорядке валялись вокруг, из некоторых высыпалась часть содержимого; а тело Чжуна бесследно исчезло.
– Пожалуй, нам пора возвращаться, друг мой Бао, – услышал судья за спиной голос Железной Шапки. – А то, боюсь, отпущенный твоему слуге срок истечет, и нам придется добираться до Нинго своим ходом.
Действительно, когда маг и судья спустились в деревню, выяснилось, что они отсутствовали четыре дня.
На обратном пути в Нинго ничего существенного с друзьями не приключилось; разве что судья купил в одной из деревень у бывшего там, как и они, проездом птицелова по имени Мань весьма странный свиток. Свиток был исписан никому не известными значками, прочесть которые не представлялось возможным. Однако птицелов клялся, что нашел этот свиток близ монастыря у горы Сун, в окрестных скалах Бацюань, что значит «восемь кулаков» – и это сразу же насторожило судью. Сочтя свиток не меньше как тайным заветом Бодхидхармы, Мань попытался продать его монахам – но те, не разобрав ничего из написанного, вышвырнули Маня вон вместе со свитком. Тем не менее птицелов пребывал в уверенности, что свиток представляет немалую ценность – иначе зачем бы писать его тайнописью и прятать в скалах?
Судья был с ним отчасти согласен. И на всякий случай купил свиток, еще не зная, зачем он ему может понадобиться. Нутром чуял – надо.
Впрочем, это не помешало судье выторговать свиток за совершенно смешную цену.
Пошедшая на него бумага – и та, наверное, стоила дороже!
Разумеется, судья был человеком далеко не бедным, но зачем платить дорого, если вещь можно сторговать куда дешевле?! А по лицу Маня судья сразу понял – тумаки шаолиньских монахов не увеличивали стоимости находки.
По возвращении в Нинго судья с удивлением узнал, что на их семейном кладбище появилась свежая могила с надгробием, на котором было выбито имя его племянника Чжуна.
Однако долго удивляться у судьи не было времени: новые события последовали столь неожиданно и фатально, что на удивление уже просто не оставалось времени.
Глава шестая
1
– Спину ровнее!
И бамбуковая палка с треском обрушивается на многотерпеливый позвоночник Змееныша.
Он ждал этого удара. Первые этапы обучения кулачному бою в стенах обители близ горы Сун мало чем отличались от науки бабки Цай, тоже частенько подкреплявшей свои слова весомым аргументом – хлесткими и болезненными тумаками. Особо часто для этого применялась длинная курительная трубка из одеревеневшего корня ма-линь, до которой старуха Цай была большая охотница. Коленки плохо гнутся у мальчика – трубкой по ним, горбится любимый внучек в стойке «змеи, скользящей в рассветных травах» – трубка гуляет по хребту и плечам; запястья крошки недостаточно ловко поспевают за точными и молниеносными выпадами бабушки, все норовившей сунуть морщинистые пальчики то в глаз, то в самую мужскую гордость, – трубка и здесь весьма успешно объясняла непонятое.