За спиной монаха перестал дергаться возница Бу Цзи.
Вызванный лекарь с трудом привел в чувство бельмастого – торговец ничего не помнил, только и делая, что кланяясь преподобному Баню и Змеенышу, – после чего лекарь дотошно осмотрел тело возницы. И уверенно заявил, что все шесть видов пульса не прощупываются, каналы «цзинь-ло» закупорены и если ему, лекарю, скажут, что сей труп только что дрался с преподобным отцом и норовил сломать колено другому преподобному отцу, он, лекарь, только пожмет плечами и прочь пойдет, не забыв получить оговоренную плату.
Что и было сделано.
Когда Змееныш и монах из тайной службы покидали постоялый двор, оба, не сговариваясь, остановились на месте недавнего побоища и долго смотрели на полустертый круг, нарисованный на песке.
В кругу еще оставались два с половиной иероглифа.
Два «жань» и поперечная полоса с завитушкой от иероглифа «цзин».
Два раза «грязное» и кусок «чистого».
– Пойдем, – тихо сказал преподобный Бань. – Лодочник ждать не будет. Нам пора отправляться в Бэйцзин…
А возницу Бу Цзи без лишнего шума зарыли на городском кладбище, у самой ограды, и никому не пришло в голову интересоваться трупными пятнами на руках парня – особенно на второй день после его двойной гибели.
Зря, конечно.
Позвали бы судью Бао…
Междуглавье
Свиток, не найденный птицеловом Манем в тайнике у западных скал Бацюань
…какая-то скотина сперла мой свиток!!! Впрочем, я даже знаю, какая – но об этом позже
С уходом Змееныша мне и моему мальчику стало тесно в монастыре. Никогда раньше за мной ничего подобного не водилось. А сейчас я стал задумываться над правотой девушек (боже, как давно это было!), утверждавших, что я – бездушное чудовище. Все шло к тому, что я отнюдь не являюсь благодетелем моего мальчика, свалившись ему в самом прямом смысле как снег на голову. Да, он был дурачком, да, общество слепца-гадателя сильно проигрывало пансионату для богатеньких детишек или даже общеобразовательной школе города Акпупинска… но жизнь в одной черепной коробке меняла нас обоих.
Раньше у меня не было друзей.
Теперь же… свято место пусто не бывает. Правда, Змееныш?! Нет, я прекрасно понимаю, что ты спихнешь меня в колодец, ни на минуту не задумавшись, если я чем-то буду мешать твоей правоохранительной деятельности, но зачем-то ведь ты вытаскивал нас, меня и моего мальчика, из Лабиринта?!
Или эта задача не по зубам ни моему левому полушарию, ни интуиции моего маленького музыканта?
Или просто у нас хандра?
Пустая, черная хандра, которая сведет нас в могилу гораздо быстрее любого Безумия Будды? Что-то уж очень мне плохо, а самоубийство в нашем положении – разве что средство от перхоти, и не более того.
…Видимо, я на какое-то время отключился. Первый этап Лабиринта Манекенов я проходил уже на автомате, прекрасно понимая, что главные опасности кроются не здесь, а дальше, среди неведомых галерей, скрытых комнат и деревянных воинов. Поначалу я несколько сомневался в действенности этих инженерных изысков – снобизм, подкармливаемый сотнями лет разницы во времени, искал жертву – но потом… Оказывается, здесь еще учитель Ле-цзы почти две тысячи лет тому назад приводил в пример самодвижущуюся куклу, игравшую на цине; а несколько позднее всерьез рассказывалось о механических быках, успешно перевозивших непомерные тяжести. Особенно если учесть, что способны натворить эти китайцы за двенадцать веков, прошедших от куклы-музыканта Ле-цзы до явления в Шаолинь патриарха Бодхидхармы…
Да и треск, доносившийся издалека – оттуда, где повар Фэн рукоприкладствовал с предметами моих сомнений, – изрядно убеждал в реальности чертовых манекенов.
И вот тут-то рассеянность подвела меня. Нет, нам на голову не свалился камень, мы не угодили в капкан и не попались в сеть, я даже успел обратить внимание, что на развилке Фэн-урод свернул налево, а значит, и нам надо налево… просто я не учел, что Маленький Архат – это не один монах, а двое!
И что второй (вернее, первый) все это время точно так же, как и я, слушает проповеди журавля-патриарха, именно его тело усердствует в ежедневных занятиях, а зубодробительные вопросы «гун-ань», способные свести с ума самое левое из всех левых полушарий, словно предназначены для таких вот эстетов-музыкантов.
«Не опирайтесь на слова и знаки! – гласила местная мудрость. – Опирайтесь на собственное сердце!»
К кому в большей степени были применимы эти слова, как не к моему мальчику, никогда в своей жизни не опиравшемуся ни на какие знаки?! А сердце… я и не знал до сего мгновения, какое место в сердце этого несчастного мальчишки занимают два случайных человека.