Комната была маленькой, темной и очень приличной. Мокрист присел на краешек стула, стараясь ничего не задеть, и напряженно прислушиваясь к женским голосам в коридоре. Затем мисс Добросерд проскользнула в комнату и закрыла за собой дверь.
— Надеюсь, я не побеспокоил твою семью — сказал Мокрист — Я…
— Я сказала им, что у нас свидание — прервала его мисс Добросерд — в конце концов, гостиные для того и нужны. Слезы радости и надежды в глазах моей матери — то еще зрелище. Ну а теперь, что тебе нужно?
— Расскажи мне о своем отце. Мне нужно знать, как был захвачен "Великий Путь". Документы какие-нибудь сохранились?
— Толку от них немного. Адвокат просмотрел их и сказал, что судебное дело возбудить не удастся…
— Я намерен обратиться к высшему суду. — сказал Мокрист.
— Мы не можем ничего доказать, действительно не можем — запротестовала мисс Добросерд.
— Я и не собираюсь — заверил ее Мокрист.
— Адвокат сказал, работа займет многие месяцы… — продолжала она, пытаясь найти зацепку.
— Я устрою так, что за все заплатит кое-кто другой — прервал ее Мокрист — У тебя остались книги учета? Гроссбухи? Что-нибудь в этом роде?
— Что ты собираешься делать? — требовательно спросила мисс Добросерд.
— Лучше тебе не знать. Правда. Я знаю, что делаю, Шпилька. Но тебе лучше не знать.
— Ну, есть большая коробка с бумагами — неуверенно призналась мисс Добросерд — Я собиралась их разобрать… Сложила туда, когда делала здесь уборку…
— Хорошо.
— Но могу ли я доверять тебе?
— В этом? Боги, конечно, нет! Твой отец доверял Позолоту, и посмотри только, что из этого вышло! Я не доверял бы мне, если бы был на твоем месте. Но доверяю на своем.
— Любопытно, мистер Губвиг, что я тем больше доверяю тебе, чем чаще ты повторяешь, что не заслуживаешь доверия — констатировала мисс Добросерд.
Мокрист вздохнул.
— Знаю, Шпилька. Глупо, да? Люди всегда так делают. Пожалуйста, принеси ящик?
Она так и сделала, озадаченно пожав плечами.
Работа заняла всю вторую половину дня и Мокрист сам был не уверен, что получилось, но заполнил целый блокнот поспешно нацарапанными заметками. Это было как высматривать пираний в реке, заросшей водорослями. Куча костей на дне. Иногда кажется, что заметил серебристый отблеск, но никогда не уверен, была ли это рыба. Единственный способ узнать наверняка — прыгнуть в воду.
В полчетвертого площадь Сатор уже была забита народом.
Что было хорошо в золотом костюме и шляпе с крылышками, так это то, что когда Мокрист их снимал, это был уже как будто не он. Он становился просто непримечательной личностью в не привлекающей внимания одежде и с лицом, которое казалось вам смутно знакомым.
Он пробирался сквозь толпу к Почтамту. Никто не взглянул на него дважды. Первый взгляд его никогда не беспокоил. Он всегда был одинок, хоть и не сознавал этого до последнего времени. Всегда одинок. Это был единственный способ оставаться в безопасности.
Проблема была в том, что он скучал по своему золотому костюму. Все это было спектаклем. Но Человек В Золотом Костюме был удачным спектаклем. Ему не нравилось быть таким легко забываемым, почти не человек, почти тень. В крылатой шляпе он мог творить чудеса или, по крайней мере, делать вид, что творил чудеса, что было почти так же хорошо.
И в течение ближайшей пары часов ему предстоит совершить чудо, тут нет сомнений.
Ну что же…
Он обошел Почтамт сзади и уже собирался проскользнуть вовнутрь, когда возникшая из тени фигура сказала:
— Пись!
— Вы имели в виду "псст"? — догадался Мокрист.
Из тени вышел Разумный Алекс; он был одет в старую спецовку "Великого Пути" и здоровенный рогатый шлем.
— У нас проблемы с парусиной… — сказал он.
— Зачем шлем? — спросил Мокрист.
— Для маскировки — ответил Алекс.
— Здоровенный шлем с рогами?
— Ага. Он такой заметный, что никто не догадывается о моем желании остаться незамеченным, поэтому никто и не замечает меня.
— Только очень умный человек мог додуматься до такого — осторожно одобрил Мокрист — Что происходит?
— Нам нужно больше времени — сказал Алекс.
— Что? Гонка начинается в шесть!
— Будет недостаточно темно. Мы не сможем поставить парус как минимум до пол-седьмого. Нас заметят, если мы высунемся из-за парапета раньше.
— Ох, да ладно вам! Другие башни слишком далеко!