— Думаешь, он много о нас думает?
— Не много. Но достаточно.
— Перл… мне бы так хотелось… не важно… я думала про своего папу.
— Да?
— Он был такой милый, хороший, такой тихий и вроде как… потерянный…
— Да.
— Перл, ты меня никогда не бросишь, правда? Я теперь не смогу с тобой расстаться, мы выросли вместе, как… нет, не совсем как сестры, просто как мы. Ты мой единственный человек, мне больше никто не нужен. У меня все в порядке, так хорошо, когда я с тобой.
— Я никуда не денусь, — ответила Перл.
Этот разговор был ей невыносим — он точным и уверенным движением всколыхнул ее собственный страх, словно кто-то прицельно ткнул пальцем, чтобы разбередить рану.
— Я, наверное, никогда не вырасту. Заползу в какую-нибудь трещинку и усну навсегда.
— Хэтти, перестань, что ты как беспомощная, подумай, как тебе везет, ты пойдешь в университет…
— В университет?
— И познакомишься там с кучей хороших молодых людей, джентльменов, не таких, каких я знала.
— Джентльменов!
Хэтти рассмеялась каким-то диким стонущим смехом, завесив лицо шелковистыми волосами.
Вдруг на первом этаже что-то завизжало, потом еще раз. Телефон. Девушки переглянулись с изумлением и испугом.
— Кто это, так поздно? Перлочка, подойди ты.
Перл, обутая в шлепанцы, помчалась вниз по лестнице. Хэтти последовала за ней босиком, оставляя теплыми ступнями липкие следы на сверкающих половицах, которые так тщательно натирала Руби.
Перл, стоя в прихожей, говорила:
— Да. Да…
Потом:
— Хэтти, это тебя!
— Кто?..
— Не знаю, мужчина.
Хэтти взяла трубку.
— Алло?
— Мисс Мейнелл? Это отец Бернард Джекоби.
— Да?
— Я… Ваш дедушка вас не предупредил?
— Нет.
— Я… я священник, и ваш дедушка меня просил… попросил…
— Да?
Надо было заранее спланировать разговор, подумал отец Бернард на другом конце провода, и тот последний стакан портвейна был совершенно лишний, да как поздно-то уже, а он мог бы и предупредить девочку.
— Он попросил меня поговорить с вами о ваших занятиях.
— Моих занятиях… вы хотите сказать — как репетитор?
— Что-то в этом роде, но не совсем… Вы не беспокойтесь, мы что-нибудь придумаем. Только нам надо поговорить. Вы не возражаете, если я приду завтра утром, часов в одиннадцать?
— Пожалуйста. Вы знаете, куда…
— Да, конечно, я знаю Слиппер-хаус, его все знают.
— А… да, спасибо вам.
— Спокойной ночи, дитя мое.
Боже, какой я идиот, подумал отец Бернард. Даже умудрился многозначительно хихикнуть, когда речь зашла о Слиппер-хаусе. Девочка по разговору кажется спокойной и вежливой, но с этими американцами никогда не знаешь. Он налил себе еще стакан портвейна.
— Он сказал, что он репетитор, священник, — сказала Хэтти, — Он завтра придет.
— Ладно, завтра будет завтра, а сейчас давай спать.
— Ох, Перл, что это за звук?
— Это лиса лает. Она тут живет, в саду.
Перл открыла парадную дверь. Тихая волна влажного, теплого, благоуханного весеннего воздуха медленно, величаво вкатилась в дом. Перл выключила свет в прихожей, и они стали смотреть в темноту.
— Лисичка, — тихо сказала Хэтти, — милая лисичка, живет прямо тут, у нас в саду.
— Хочешь выйти, дорогая? Я принесу тебе пальто и туфли. Мы можем пройтись по травке.
— Ой, нет, нет, нет. Лисичка, ой, лисичка…
Слезы покатились по лицу Хэтти. Она тихо всхлипнула.
— Перестань. Тебе же не десять лет! Иди спать, глупая девчонка.
— Сейчас пойду. Не приходи. Я сама выключу свет. Побудь здесь. Мне будет приятно знать, что ты снаружи… только не уходи далеко. И не забудь запереть дверь.
Хэтти умчалась по лестнице.
Перл вышла на газон. Ставни второго этажа были закрыты, и лишь немного света просачивалось через витраж на лестничной площадке. Сквозь деревья светилось окно верхнего этажа Белмонта.
Перл вдыхала мягкий, влажный, словно тающий, удивительный весенний воздух, несущий весть о новой жизни, боли, переменах. Она провела рукой сверху вниз по прямому лбу и тонкому носу. Она подумала: «Я все делала не так, неправильно пошла всеми картами, какие у меня были, мне так повезло, невероятно повезло, но я этого не поняла, я недостаточно хорошо думала о себе — у меня были такие мелкие, жалкие планы, я хотела слишком мало, а теперь уже слишком поздно».