16 
«Это потому, что мы наконец остались одни, — подумала Алекс, — и действуем друг другу на нервы». Руби вынянчила всех трех мальчиков, они выросли и ушли у нее на глазах. Том уехал последним — он теперь студент. Руби никогда не ладила с Брайаном, но с Джорджем и Томом была близка. Алекс раньше не ревновала к Руби; мысль о ревности показалась бы нелепой. Но совсем недавно, увидев разговор Руби и Джорджа, Алекс ощутила, что ее служанка — чуждая сила. И только вчера Алекс вошла в гостиную и увидела там сидящую Руби. Та молча встала и ушла. Конечно, она просто вытирала пыль и присела отдохнуть. Но Алекс почувствовала угрозу, словно она вдруг уменьшилась в глазах служанки. Мать Алекс работала со слугами: ей было легко и просто иметь дело с ними, поскольку их разделяло неизмеримое расстояние. Мать никогда не могла бы оказаться на месте дочери, не поняла бы ее страхов и смятения. Есть ли вообще сила, с позиции которой Алекс должна действовать? Может, она должна сделать какой-то значительный ход, пойти на какую-то уступку? Если так, то старый порядок рушится и рождается новый закон. А что, если повиновение, уважение внезапно перестанут существовать и хозяйка со служанкой сойдутся лицом к лицу в унизительной и грубой стычке? Угрюмый дом отвечал эхом, и Алекс каждую ночь слышала, как Руби запирает двери на замки и цепочки. Руби возилась громче, грубее, сильней лязгала и грохотала или это лишь казалось? Алекс никому не рассказывала о своих иррациональных, беспочвенных страхах — они, быть может, ни больше ни меньше как неясные предвестники ее собственной смерти.
Алекс, облокотившись на каминную полку, отражалась склоненной головой в большом зеркале с позолоченной рамой в виде арки. Она осторожно касалась бронзовых фигурок; они стояли здесь лагерем так давно, еще со времен Алана. Огонь жадно облизал поленья и сник — совсем как ее мысли. Как прекрасен и чист был серый пепел, когда Руби сметала его в совок, смешивая с пылью: легкий, прекрасный, чистый, как смерть. Птица все еще пела — громко, отчетливо, лирично; это дрозд — Алан называл его «дрозд-деряба». Алан любил птиц.
Алекс подошла к окну и выглянула на улицу. Легкий дождь словно сыпал серебром в прохладном свете. Зеленая черепичная крыша Слиппер-хауса мокро блестела сквозь рыжеватый туман набухающих на медном буке почек. Газон неправильной формы неестественно сверкал. По нему двигалось что-то бурое. Лиса. Алекс никогда никому не признавалась, что видит лис. Руби их боялась. Алекс их любила.
Она поглядела на часы. В шесть придут Брайан и Габриель. Они захотят поговорить про Джорджа.
— Как тебе показалась Стелла? — спросила Габриель у Алекс.
— Менее трагична.
Габриель промолчала.
Прошло три дня с выходки Джорджа. Стелла все еще была в больнице.
У Алекс они пили стоя. В этом был определенный распорядок, размеренная стройность, петля времени, определенность места; это успокаивало. Гостиная с эркерами, расположенная на первом этаже, выходила в сад. Лампы горели, но занавески еще не были задернуты.
Брайан держал стакан яблочного сока обеими руками, словно участник процессии, несущий свечу. Он иногда пил спиртное, но в последнее время — все реже и реже. У него было много поводов для беспокойства: деньги, работа, сын, брат Джордж. В данный момент он беспокоился из-за Руби. Бесцеремонное обращение матери со служанкой было ему неприятно. Однако стоило ему начать вести себя с Руби подчеркнуто вежливо (как сегодня вечером), она улыбалась мимолетно, безумно, насмешливо, словно давая понять, что видит его нарочитую снисходительность.
Брайан был некрасив, но с внушительной головой. Кто-то как-то заметил, что Джорджу и Брайану надо было бы поменяться головами. Слышавшие поняли, о чем речь. Лицо у Брайана было в оспинах, губы красные, а острые зубы напоминали волчьи. В молодости, со светлой бородой, он был похож на пирата. Теперь он брился. Очень коротко стриженные седеющие волосы аккуратно завихрялись вокруг темечка. Глаза — голубые, миндалевидные. Вид самоуверенный, но при этом беспокойный и меланхоличный. Он часто раздражался. По сравнению с Джорджем его можно было назвать милым, но на самом деле не такой уж он был и милый.
Габриель была ростом выше мужа и тоже выглядела беспокойной. Глаза — бегающие, влажные, карие, а нос несколько длинноват. Волосы — тонкие, русые, слегка вьющиеся, постоянно падали ей на лицо, и она откидывала их нервным жестом, который раздражал Алекс. У Габриель был вечно утомленный вид, который иные принимали за кротость и покой. Для визитов к свекрови она всегда одевалась элегантно.
16 
