А теперь Хью самому предстояло просидеть ночь у костра по другую сторону бухты.
Должно быть, Джейн заметила его испуг и замешательство, потому что потянулась к нему, улыбаясь покрасневшими от вина губами (как ему хотелось попробовать эти губы на вкус!).
— Я не прочь остаться на ужин, — прошептала она. Хью решительно покачал головой. — Пожалуйста, — нежным голоском попросила Джейн, заставив Хью страдальчески скривиться. Она могла вить из него веревки, и ей это было отлично известно.
Она взяла его за руку и потянула вниз, на одеяло.
— Мы просто посидим здесь, только и всего. — Хью понимал, что Джейн бессовестно им манипулирует, но не мог устоять перед искушением: ему хотелось сидеть рядом с ней, чувствовать тепло ее тела. Если для этого нужно выдержать испытание костром и снова оказаться в центре внимания, он готов рискнуть. Возможно, ему даже удастся выиграть этот раунд.
Джейн теснее прижалась к нему, и Хью ощутил плечом мягкое прикосновение ее груди. Ее ладонь скользнула по его спине вверх, к шее. Острые ноготки принялись чертить медленные ленивые круги на его коже.
— Здесь вовсе не так уж плохо, правда?
Да, если бы он мог остаться с ней вдвоем, но все обитатели Вайнлендса, включая двоюродных сестер Джейн, их мужей и нянюшек с детьми, уже собрались у костра и расположились на одеялах, рядом с деликатесами на фарфоровых блюдах.
Джейн наполнила тарелку мужа едой, от которой исходил божественный запах, но Хью не смог заставить себя проглотить ни кусочка.
Когда дети заснули (малышка Эмили свернулась на одеяле в ногах у Джейн), а няньки ушли в дом, на лужайку вынесли новые бутылки с вином. Беседа оживилась, разговор принял более откровенный характер, невзирая на присутствие дам. Да что там, дамы сами принимали активное участие в беседе. Услышав свое имя, Хью втянул голову в плечи.
— По крайней мере, Хью знает, что за птица наша Джейн, — весело заметил Роберт. — Только представьте себе, какой сюрприз ожидал бы беднягу, не будь они до женитьбы знакомы целую вечность.
— Уверена, он знает, что Джейни — самая отчаянная из нашей «восьмерки», — добавила Саманта.
— Неправда! — воскликнула Джейн.
— А Хью знает про русского князя? — поинтересовалась Саманта.
Джейн самодовольно усмехнулась в ответ.
Хью вовсе не был уверен, что ему хочется знать про русского князя, но Саманта уже начала:
— Этой весной на балу один старый распутник, русский князь, запустил руку Шарлотте за корсаж. Малышка Шарлотта помертвела от ужаса! Само собой, мы распустили в отместку скандальные слухи о том, что его мужской придаток размером не больше мизинца на ноге. — Глаза Саманты злорадно сверкнули. — Но Джейн дожидалась подходящего момента, словно тигрица, присмотревшая жертву и готовящаяся к прыжку. Я видела своими глазами, как это было. Когда этот князек проходил мимо нее, она одарила его призывной улыбкой. Старый потаскун буквально впился в нее глазами и не заметил, как она ловко подставила ему подножку. Он упал лицом в огромную чашу для пунша. — Уголки губ Хью дрогнули. Саманта понизила голос, подражая чувственной манере Джейн: — Джейн медленно подошла к нам, отряхивая руки, и заметила: «Дорогие мои, все мужчины склоняются перед «восьмеркой Уэйленд». Или падают ниц».
Хью недоверчиво вскинул брови, повернувшись к Джейн.
— Склоняются? В самом деле? — Слова вырвались у него сами собой.
— Ты разве не слышал? — дерзко усмехнулась Джейн. — Склоняются или падают. А верзилы вроде тебя падают очень больно.
«Это уже не смешно, черт возьми».
Все весело рассмеялись. Потом разговор перешел на непристойные стишки. В какой-то момент Хью неожиданно поймал себя на том, что улыбается, и тут же посерьезнел. Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы вернуться к роли стороннего наблюдателя. Так было куда привычнее, да и естественнее. Ведь у него было так мало общего с этими людьми. Они отличались друг от друга, как ночь и день.
Все вокруг чувствовали себя чертовски непринужденно и свободно. Связанные прочными узами любви и дружбы, они открыто, без стеснения выражали свои чувства. Саманта смеялась, уткнувшись лицом в шею мужа. Белинда и Лоренс, взявшись за руки, направились за шалью, лежавшей в десятке футов от костра.
Каково это, быть частью большой шумной семьи Уэйленд? Хью знал бы ответ, если бы Джейн действительно принадлежала ему и если бы над ним не тяготело проклятие «Либхар». Как же он завидовал этой жизни, такой непохожей на его унылое существование!