Себастьян успел закрыть рот к тому времени, как блузка была надета.
– Откуда ты все это знаешь?
Как точно судьба привела его к этой женщине!
– Мой отец – бог, а боги отлично разбираются в таких вещах. Я унаследовала знания.
– Разумеется.
Неприятное напоминание. Риора спрашивала его – догадывается ли он, как высоко ему придется взлететь, чтобы достать Кэдрин? «Да, Риора, теперь догадываюсь». С каждым днем Себастьян прозревал все больше, и это его убивало. Он покачал головой:
– Тахионы существуют лишь гипотетически. Они противоречат законам науки.
– Как радиоактивность? – спросила она сладким голосом, завязывая шнурки на ботинках и глядя на Себастьяна снизу вверх с самодовольной улыбкой.
Он тяжело вздохнул. Кэдрин имела в виду начало девятнадцатого века, когда физики не могли объяснить явление радиоактивности. Они блуждали в потемках, сбитые с толку, пока не появилась теория квантовой механики.
– Прекрасное сравнение, – сказал он, глубоко уязвленный. Не удалось ли ей случайно переубедить его? Нет, оставались еще десятки аргументов против того, что можно отправиться назад в прошлое, чтобы изменить будущее.
Себастьян чувствовал, что умрет, если немедленно не поцелует Кэдрин.
Глава 27
Себастьян быстро подошел к Кэдрин, схватил ее за плечо, и они кувырком полетели на кровать.
– Что ты делаешь? – потребовала ответа Кэдрин, но не сумела придать голосу необходимую суровость. Ведь ей хотелось, чтобы он повел себя именно так с той самой минуты, когда она коснулась его восхитительной влажной груди.
После этой ночи она знала – в нем все восхитительно.
От нее не укрылось, какими глазами он смотрел, как она одевается. Очевидно, однако, что именно разговор о научных материях довел Себастьяна до точки кипения – она чувствовала, как возбуждена его могучая плоть. Наука! Могла бы догадаться, ведь она видела все эти книги в его замке.
Он наклонился над ней. И в пещере, и прошлой ночью он доказал свою физическую силу. Сейчас, когда ее руки оказались плотно прижаты к постели, она снова начала фантазировать – как бы он взял ее, грубо, вжимаясь в нее гибким телом.
Она нахмурилась. Сегодня утром он сказал ей: «Я слишком крупный для женщин». Она посчитала это проявлением его склонности приуменьшать и заподозрила, что его обидела женщина – или женщины. Почему же сейчас ей ужасно захотелось выцарапать негодяйке глаза?
– Поцелуй меня, Катя. – Его прекрасное лицо было нежным, расслабленным. Казалось, он вот-вот улыбнется. Невозможно устоять!
– Зачем мне это делать, как ты думаешь? – спросила она срывающимся голосом.
– Тебе нравится целоваться со мной, валькирия, – гордо ответил он.
Ох, Фрейя, ведь это правда!
И тут он все-таки улыбнулся.
– Господи Иисусе, мне так хорошо с тобой.
У Кэдрин замирало сердце, когда она видела изгиб его губ, проблеск белоснежных зубов и едва различимых клыков на фоне смуглой кожи. «Не смотри на него». Она теряла голову, совершенно очарованная, и начала поспешно припоминать, что же ей в нем ненавистно.
Он пьет кровь. Он пьет кровь. Он кусается!
– Тебе и должно нравиться мое общество, – напомнила она ему. – Я твоя невеста.
Себастьян отпустил ее запястья и сел.
Разумеется, это мистическое влечение делает тебя столь привлекательной. А вовсе не тот факт, что ты только что позволила мне увидеть, как работает твой мозг. Меня восхитило то, что я увидел! И этого не может быть, потому что прошлой ночью ты дала мне самое большое сексуальное удовольствие, какое только можно себе представить.
Она изучала его серьезное лицо.
– Правда?
– До этой ночи и этого утра с тобой? Без сомнения, – спокойно признался он. Кэдрин ему поверила, но понять не могла. У них даже не было нормального сексуального сношения. Уж конечно, Себастьян знал женщин без числа, готовых удовлетворить любую его прихоть. Конечно, временами Себастьян бывал застенчив, но он был также чувственным, образованным аристократом, к тому же искусным воином.
Доведись ей встретить его, когда он был еще робким смертным, Кэдрин загнала бы его в угол амбара и проделала бы с ним все, что бы ей заблагорассудилось.
– А ты, Катя? – Его голос проникал ей в самую душу. – Скажи, что я хорошо постарался для тебя этой ночью.
Слишком смело для робкого! Теперь она покраснела и спрятала лицо.
– Поцелуй меня или ответь. Одно из двух, иначе не отпущу.