Она могла умереть.
Виктория вошла в ванную. И вспомнила, как выглядело сквозь пар возбуждение Габриэля.
Виктория встала в медный душ. И вспомнила, как Габриэль использовал душ для печени.
На губах появилась усмешка. У каждой домохозяйки должен быть совмещенный с ванной душ.
Мысли тут же вернулись к Габриэлю.
Он завтракал?
Она проворно повернула кран. Между ним и членом Габриэля не было никакого сходства. Габриэль, в отличие от медного крана, чувствовал и боль, и удовольствие.
Он мог отвергнуть прикосновение, но не сделал этого, когда она схватила его за волосы, чтобы подтянуть ближе. Не отверг её прикосновений, когда она размазала сперму по его мягким, как лепестки цветов, губам. И попробовала его на вкус.
Он позволил ей разделить вкус его удовольствия.
Габриэль повесил влажное полотенце. Виктория вытерлась им насухо.
Он прополоскал мочалку, которой мыл её прошлой ночью, и повесил сохнуть рядом с поношенными шелковыми панталонами.
«Нет таких сексуальных актов, в которых я бы не участвовал прежде, нет такого сексуального действия, которого я бы не выполнил, чтобы доставить тебе удовольствие».
Она не сказала Габриэлю, что не хочет другого мужчину.
Она не успела ему сказать …так много всего.
Расческа всё ещё была в спальне. Виктория торопливо почистила зубы.
Щелчок деревянного выключателя превратил темноту в освещенную комнату.
Она увидела медные перекладины кровати, которые Габриэль заставил её обхватить. Он накрыл её пальцы своими и не отпускал, пока кровать под ними раскачивалась и дрожала.
Дрова, которые Габриэль подкинул в камин прошлым вечером, превратились в горку черно-серой золы.
Шло время.
Виктория порылась в аккуратно сложенных коробках, стоящих около комода Габриэля, и нашла шелковые панталоны. Пару маленьких домашних туфелек с пряжками. Корсет — завязки были вшиты спереди и сзади. Шелковые чулки, нижние юбки, сорочку, — хотя в ней не было необходимости: корсет был без китового уса, и защитный слой не требовался. Она положила сорочку обратно и достала золотисто-коричневое платье из картонной коробки с розовым лепестком. Все это время она прислушивалась, но голоса Габриэля так и не услыхала. Даже не открывая дверь в спальню, Виктория знала, что его нет в кабинете.
Лиф платья из рубчатого шелка застегивался на маленькие петельки. Шерстяные платья Виктории были простыми и застегивались на обыкновенные пуговицы. Пальцы болезненно долго справлялись с непривычными застежками. Она безжалостно расчесала волосы.
Чулки… Чулки… Куда она положила чулки?
Коричневый шелк мерцал на спинке кресла из атласного дерева.
Пристегнуть чулки к нижней части корсета оказалось куда труднее, чем их найти. Эластичные крепежи были недостаточно гибкими. Или, возможно, чулки были недостаточно длинными.
Виктория представила, как Габриэль выбирает корсет, чулки, канифасовый турнюр… Защелки подвязок застегнулись на верху чулок.
Лайковые туфельки, цвет которых должен был подчеркнуть винно-красную гамму наряда, сидели на ней, как перчатки. Она с трудом заставила себя не думать о том, сколько может стоить подобная роскошь.
Округлые пятна темнели на краю простыни, где кончил Габриэль.
Она легко прикоснулась к самому большому пятну. Оно было еще влажным.
Вкус Габриэля пробился сквозь горечь зубного порошка.
Виктория распахнула дверь спальни, шелк зашелестел, создавая движения воздуха.
В кабинете никого не было.
Как и в теле Виктории.
Свет люстры боролся с приближающимся закатом.
Хотя, может быть, солнце уже село. В зимние месяцы трудно сказать, когда туманный день перетекал в туманную ночь.
Габриэль пообещал, что умрёт, спасая её жизнь. Но Виктория не хотела, чтобы он умер.
Она не желала, чтобы страх уменьшил удовольствие, биение которого всё ещё ощущала во всём теле.
На столе со столешницей из черного мрамора стоял серебряный поднос. Виктория подняла крышку и принюхалась — сосиски и яичный омлет. Она не узнала толстые, мясистые ломтики фруктов в полупрозрачной фарфоровой пиале. Но в этом не было необходимости.
От слез засвербело в носу.
Виктория говорила, что ни разу не пробовала ананаса. Теперь Габриэль предоставил ей такую возможность.
Большим и указательным пальцами она взяла желтый кусок экзотического фрукта, закапал сок.