Возможно, любительницам лёгкого, одноразового чтива и не понравится, потому... 
138 
— Подними свое левое колено и поставь ступню на кровать, согнув ногу.
— Что тогда? — она вдохнула.
Неуклюже. Неподдельно.
Это были мужчина и женщина, дарящие друг другу свою поддержку и удовольствие.
— Затем введи меня внутрь себя, — пробормотал он, как будто от боли слова были влажными и горячими, — и опусти колено так, что ты сожмешь мой член, и тогда не останется ни одного места, где бы мы не касались друг друга.
Изнутри. Снаружи.
Виктория подняла колено, согнув ногу, и поставила ступню на шелк. Кончик резиновой головки углубился в её вход.
— Прими меня, Виктория. — Чудесные волосы ореолом окружали голову Габриэля. — Прими меня в свое тело и заставь меня почувствовать себя ангелом.
Виктория приняла Габриэля в свое тело, направляя пальцами мужскую плоть, скользящую внутрь, вдавившись сосками ему в грудь, чувствуя покалывание жестких волос на своей груди. Эластичный вход внезапно открылся и поглотил его целиком, — выпуклую головку, толстый стебель…
Виктория задыхалась. Габриэль закрыл глаза, как будто тоже не мог вынести давления.
Едва попытавшись вдохнуть, она опустила ногу. Воздух оказался запертым у неё в груди. Габриэль полностью наполнил её, — влагалище, лёгкие…
Черные ресницы взметнулись вверх.
— Расскажи мне про розовый куст.
Розовый куст?
В отчаянии Виктория схватилась за его плечи, с трудом собираясь с мыслями, — на чем же она остановилась?
— «Ребенок… ребенок хотел взять поврежденный розовый куст с тем, чтобы… чтобы он цвел на небесах».
С каждым словом Виктория могла чувствовать, как Габриэль вибрирует внутри её влагалища, скользя между её половых губ.
— «Тогда ангел взял розовый куст и поцеловал ребенка в закрытые веки, чтобы разбудить его, потому что малыш уже спал. — Горячие влажные губы поцеловали левое веко Виктории. Слезы наполнили её глаза, просочившись из влагалища. — Затем ангел собрал несколько прекрасных цветков, несколько обыкновенных лютиков и анютиных глазок».
Мягкими, как лепесток, губами Габриэль поцеловал правое веко Виктории, её дрожащие ресницы. Поцелуй насквозь пронзил её влагалище.
— «Ребенок сказал, — Виктория сжала бедра вместе, дыхание Габриэля шло сквозь неё. — Ребенок сказал: „У нас достаточно цветов“, но ангел только кивнул, он не полетел на небеса». Габриэль…
Наслаждение нарушило её дыхание.
Агония в глазах Габриэля отступила.
— «В большом городе было темно и тихо. — Она впилась ногтями ему в плечи, стараясь изо всех сил сконцентрироваться на истории, а не на мучительном наслаждении, что дарил ей Габриэль. — Ангел парил над маленькой узкой улочкой. Но ребенок мог видеть только… кучи соломы… разбитые пластинки… куски штукатурки, лохмотьев, старых шляп и … другой мусор».
Французская водосточная канава, где был рожден Габриэль, внезапно отразилась в глубине его глаз. Солома… Отбросы… Битое стекло… Лохмотья… Мусор.
Виктория нашла в себе силы продолжить историю об ангеле вместо того, чтобы взорваться, как наполненный гелием воздушный шар.
— Ангел показал на разбитый цветочный горшок… на комья земли, выпавшие из него. Цветок был выброшен в мусор.
Подобно Габриэлю, вынужденному жить в мусоре.
Con. Fumier.
Грудь Габриэля вздымалась и опадала, соски терли её соски, жесткие волосы, покрывающие грудь, кололи её груди.
Виктория чувствовала боль за Габриэля. Виктория чувствовала боль из-за Габриэля.
— «Ангел сказал: „Мы возьмем его с собой!“ — Её горло и влагалище сжались, она боролась с собой. — Но ребенок… не мог понять почему».
«Понял ли Габриэль?» — вскользь подумала Виктория.
— «Ангел… он сказал, что… в подвале жил больной мальчик на костылях… мальчик, который… который был беден… и который не мог… не мог выйти, чтобы… увидеть цветы».
Габриэль холодно взирал на свое прошлое, уверенно держась за настоящее с помощью тела Виктории и её слов.
— «Летом, — ногти Виктории выдавили лунки на его коже — он не вздрогнул, плоть превратилась в мрамор, пока её собственная разрывалась от жаждущего крика. — Лучи солнца падали на пол на… на полчаса, и он… он грелся в солнечном свете… и рассказывал, что побывал снаружи».
Детские мечты Габриэля читались на его лице. Как часто он притворялся, что у него есть то, что есть у других детей, — одежда и обувь, чтобы спрятать локти и коленки…
138 
