Особенно,... 
24 
Я ласково сказала:
— Я рада, что тебе нравится мой дом, Дигори. Ты правильно сделал, что пришел. Я проведу тебя по всему дому и все покажу.
Он подозрительно посмотрел на меня.
— Все в порядке, — заверила я его. — Ты же знаешь, что я — твой друг… и Джекко тоже.
Он немного успокоился.
— Тебе нравится работать в конюшне? — спросила я.
Он пожал плечами.
Я вспомнила птицу, которую нашел Джекко. Она выпала из гнезда, и мы ее выкармливали. Какое-то время казалось, что она чувствует себя хорошо, потом вдруг она стала бить крыльями о решетку клетки. Я выпустила ее на волю. Дигори напомнил мне эту птицу: он был в безопасности, его хорошо кормили, но он не был свободен.
— Я покажу тебе дом, — повторила я.
Он старался скрыть возбуждение, но не смог справиться со своими чувствами.
— Пойдем, — сказала я. — Мы начнем снизу и поднимемся на самый верх. Внизу находится тюрьма. Ты хочешь ее посмотреть?
Мы прошли через кухонные помещения и спустились по небольшой винтовой лестнице.
— Внизу очень холодно. Миссис Пенлок хранит здесь продукты.
Мы проходили мимо полок, на которых стояли кувшины и бутыли, и, пройдя по узкому коридору, оказались перед железной решеткой тюрьмы.
— Можешь заглянуть внутрь, — сказала я.
— Там никого нет, — произнес Дигори разочарованно.
— Конечно, нет. В наше время люди не сажают своих противников за решетку.
— Некоторых не мешало бы, — жестко возразил он, и опять я увидела, что он вспомнил о той страшной ночи.
— Не в наши дни, — настаивала я твердо и подумала: «Я была не права, что привела его сюда».
— Давай поднимемся наверх, — сказала я. — Здесь холодно.
Мы вернулись через кухню, мимо печей, которые служили на протяжении веков, минуя вертела, огромные котлы, помещения прачечных, и вошли в большой холл.
Я рассказывала Дигори о войнах, которые сотрясали страну, и о том, какую роль в них играли мои предки. Я отвела его в столовую и объяснила, о чем повествуют гобелены на стенах. Он внимательно слушал, что удивило меня. Я рассказывала ему о войне Алой и Белой розы и о Великом Восстании, об этом противостоянии аристократов и пуритан, которое разделило страну. Я чувствовала себя мисс Кастер, которая дает урок истории, но Дигори был весь внимание.
Я показала ему смотровое отверстие, которое произвело на него особое впечатление; он долго стоял, глядя сначала в холл, потом в церковь. Я отвела его наверх, в башни, и мы прогуливались по зубчатой стене. Я никогда бы не поверила, что дом способен произвести на него такое впечатление Но это и в самом деле был удивительный дом, потому что всегда старались не разрушить его первозданный вид. Когда я говорила с Дигори, у меня было такое чувство, возможно, словно мы совершаем путешествие во времени, благодаря тому, что мы были одни в доме.
Дигори не имел никакого образования; думаю, он никогда не слышал о событиях, о которых я рассказывала, но они производили на него огромное впечатление. Он то и дело прерывал меня настойчивыми вопросами.
Мы стояли некоторое время, глядя на море.
— Только представь, Дигори, оттуда Кадор выглядит почти таким же, как пять столетий назад. Не удивительно ли это?
— Откуда ты знаешь? — спросил он. — Тебя же тогда не было.
— Нет, конечно. Но он мало изменился.
Дигори посмотрел на меня и сказал:
— У тебя на лбу — поцелуй дьявола.
Я провела рукой по лбу, его рука оказалась рядом.
Он прикоснулся к моему виску рядом с левым глазом, и я поняла, что он имеет в виду. Это была небольшая родинка. Отец называл ее «пятнышком красоты».
— Что значит «поцелуй дьявола»? — спросила я.
— Говорят, что такой знак остается, когда дьявол поцелует тебя.
— Какая чепуха! Меня даже мужчина никогда не целовал.
— Он делает это ночью, когда ты спишь.
— Какая нелепая мысль! Это родинка. Отец говорит, что она привлекательна, причем здесь дьявол?
В глазах Дигори опять появилось ненавистное воспоминание:
— Люди говорят, что такие вещи бывают от дьявола.
Опять я сказала опрометчиво. Мне стало очень жаль его, и я положила руку на его плечо:
— Послушай, Дигори. Мы должны забыть все, что с этим связано, это прошло. Это было жестоко, ужасно, но с этим покончено, и ничего уже нельзя исправить.
Он молчал, глядя вдаль, переживая все опять, — я была в этом уверена, — и я переживала это вместе с ним. Мне казалось даже, что я чувствую запах горелой соломы.
24 
