93 
Ева довольно рассмеялась. Питер, не в пример многим молодым мужчинам, не чувствовал себя обязанным помалкивать о ее возрасте, не приправлял секс ни ложью, ни лестью.
– Не хочешь рассказать мне о своей короткой и счастливой жизни?
Питер закинул руки за голову.
– Ну, я занимаюсь любимым делом. Я хотел стать актером лет с шестнадцати… увлекся сценой еще в школе. В колледже специализировался в драматическом искусстве, чем разбил сердце матери. Она мечтала, что я стану врачом.
Расчесывая волосы, Ева смотрела на Питера в зеркало туалетного столика.
– Я бы сказала, что у тебя руки хирурга. Питер усмехнулся.
– Да, но я терпеть не могу кровь. И совершенно не умею играть в гольф.
Ева отложила щетку и стала наносить крем под глаза. Дробь дождя, голос Питера действовали на нее изумительно умиротворяюще.
– Итак, отмахнувшись от медицины, ты приехал в Голливуд.
– В двадцать два года. Поголодал немного, снялся в паре реклам. – Силы возвращались, и Питер приподнялся – Ты случайно не видела, как я расхваливал «Кранч Гранолу»?
Их смеющиеся глаза встретились в зеркале.
– Боюсь, что упустила.
Он взял с тумбочки одну из ее сигарет, закурил.
– Потрясающий ролик. Остроумный, стильный. А это были всего лишь овсяные хлопья с черникой.
Ева подошла к постели, взяла у него сигарету, затянулась.
– Я уверена, что домохозяйки попались на удочку.
– Если честно, у этих хлопьев был вкус картона. И раз уж мы заговорили о еде, хочешь, я приготовлю завтрак?
– Ты?
– Ну да. – Питер забрал у нее сигарету и затянулся сам. – До рекламы я подрабатывал поваром.
– Ты предлагаешь мне яичницу с беконом?
– Может быть… если это поможет сохранить твой интерес.
0-го! Он влюбляется, поняла Ева. Очень мило, очень льстит самолюбию, и в других обстоятельствах она не стала бы ему мешать. Но… необходимо разрядить атмосферу.
– Кажется, я показала, что заинтересована. Питер потянулся к ней и поцеловал в плечо.
– Почему бы нам сначала не принять душ, а потом ты посмотришь, как я готовлю. И у меня появилась еще одна блестящая идея.
– Мы пойдем в кинотеатр.
– В кинотеатр?
– Детка, неужели ты не слышала о кинотеатре! Это такое место, где одни люди сидят и смотрят, как другие люди притворяются другими людьми. Что скажешь, Ева? Мы успеем на утренний сеанс, и я угощу тебя поп-корном.
Она подумала немного. Пожалуй, действительно блестящая идея.
– Я согласна.
Джулия скинула туфли и погрузила ступни в пушистый ковер. Двухкомнатный номер в «Савое» был необыкновенно элегантным, а коридорный – настолько воспитанным, что, внеся ее багаж и дожидаясь чаевых, выглядел виноватым.
Она подошла к окну, надеясь, что вид спокойной реки и городских огней поможет расслабиться. Перелет из Лос-Анджелеса в Нью-Йорк прошел почти безболезненно… никакого сравнения с мучительными часами над Атлантикой между аэропортами Кеннеди и Хитроу. Вот это был настоящий ад.
Но она выжила. И теперь она в Британии. И остановилась в «Савое». Ее до сих пор удивляло, что она может позволить себе такую изысканную обстановку… Удивление это было приятным, напоминая, что она всего добилась сама.
И все же ей казалось, будто она вошла в чей-то сон. Бархатная темнота, окруженный серебристым сиянием ломтик луны, тени на воде. И так тепло, так блаженно тихо. Зевнув во весь рот, Джулия отвернулась от окна, распаковала только самое необходимое и через двадцать минут видела уже свои собственные сны.
Утром Джулия доехала в такси до Найтсбриджа и расплатилась с шофером, прекрасно понимая, что дает слишком много чаевых… и что никогда не разберется в британской валюте. Образ ее бухгалтера, чуть ли не с пеной у рта проклинающего ее безалаберность, напомнил ей, что надо взять квитанцию, правда, она тут же небрежно сунула эту квитанцию в карман.
Огромный викторианский особняк из красного кирпича, окруженный высокими деревьями, оказался именно таким, как она ожидала. Густые клубы дыма, вырываясь из печных труб, быстро таяли в свинцовом небе.
Хотя за ее спиной со свистом проносились машины, она легко могла представить себе цоканье лошадиных копыт, громыхание экипажей и крики уличных торговцев.
Джулия открыла железную калитку. Мощеная дорожка вела через по-зимнему желтую лужайку к сверкающим белым ступеням и такой же сверкающей белой двери.
Ее замерзшие ладони вдруг вспотели, и она раздраженно перехватила портфель. Невозможно отрицать: она думает о Рори Уинтропе не как о бывшем муже Евы, а как об отце Пола.
93 
