С этими словами она уснула. Люк тихо лежал, прислушиваясь к ее ровному дыханию. Наконец он мог быть за нее спокоен.
Только один раз за ночь она пошевелилась и пробормотала что-то невнятное. Поглаживая ее по волосам, Люк прошептал:
— Все хорошо. Я здесь, с тобой.
Когда Минни лежала рядом с Люком в одну из следующих ночей, у нее возникло чувство, что ее несет на лодке в открытое море. Куда она плыла, было для нее загадкой, но она знала, что ей нечего бояться.
Все было и просто, и сложно одновременно. Этот мужчина, которого она сначала считала грубым и бесчувственным, сумел достучаться до ее сердца.
Она потеряла ощущение времени. Днем они разговаривали. Чаще говорила Минни, а Люк слушал, лишь изредка задавая вопросы, пробуждая все новые и новые воспоминания. Ночью она наслаждалась спокойным сном.
Так больше не могло продолжаться. Их внезапно вспыхнувшая страсть немного ослабла, но не умерла. Тот поцелуй был одним из самых ярких впечатлений в ее жизни.
Но настала пора возвращаться к реальности.
Однажды ночью у Люка зазвонил телефон. Это был Тони, и Минни поняла, что случилось нечто серьезное. Люк дважды произнес слово «мама» и побледнел.
— Я приеду как можно скорее, — пообещал он и отключил телефон.
— Что случилось? — встревожилась Минни.
— Моя мама, — с трудом произнес Люк. — Она внезапно потеряла сознание, и ее увезли в больницу. Подозревают инфаркт. Я должен быть там как можно скорее.
— Я позвоню в аэропорт.
Минни выяснила, что самолет из Рима в Неаполь только что улетел, а следующий будет утром.
— Я буду там только в полдень, — простонал Люк. — Может оказаться слишком поздно. Я поеду на машине.
— С перевязанной рукой ты не сможешь ею управлять.
— Разве ты не понимаешь? Я должен быть там! — вспылил он.
— Тогда я отвезу тебя. В это время обычно не бывает пробок, и мы доберемся до Неаполя часа за три.
Не дожидаясь ответа, Минни пошла к себе и быстро оделась. Когда она вышла, Люк уже стоял у двери, одетый. Его лицо было напряжено. Они быстро дошли до гаража и через несколько минут оказались на шоссе. Минни гнала машину на предельной скорости.
Только однажды за всю дорогу до Неаполя Люк заговорил:
— Спасибо. Не знаю, что бы я делал, если бы не ты.
— Любой в этом доме сделал бы то же самое для тебя, — уверила его Минни. — Все считают тебя другом, но мне захотелось помочь тебе самой.
— Спасибо, — повторил он и снова замолчал.
На подъезде к Неаполю образовалась пробка.
Там произошел несчастный случай. Никто не пострадал, но опрокинувшийся грузовик перекрыл движение, оставив свободной всего одну полосу.
Люк застонал и достал свой сотовый, однако телефон его отца был отключен.
— В больницах нельзя пользоваться сотовыми, — сочувственно произнесла Минни. — Мы скоро будем там. Смотри, мы медленно, но двигаемся.
Люк ерзал на пассажирском сиденье.
— Может оказаться слишком поздно. Почему меня там не было?
— С ней раньше уже случалось подобное?
— Насколько я знаю, нет.
— Тогда что тебя так беспокоит? Ты же не мог знать, что это произойдет.
— Она может быть мертва в эту минуту, а я далеко, понимаешь? Если бы я чаще звонил ей, она, возможно, сказала бы мне, что плохо себя чувствует.
— Уверена, что все не так плохо. Люк, не мучай себя этими «если бы».
— Кто бы говорил! — мрачно произнес он. — Тебе должны быть понятны мои переживания. Внезапно я поймал себя на том, что говорю то же, что ты говорила Джанни.
— Но ты же с ней не ссорился, — мягко заметила Минни. — Она знает, что ты ее любишь.
— Мне следовало позвонить ей вчера, но я этого не сделал. Если бы я сказал… — он тяжело вздохнул, — сказал всего несколько слов, она бы знала, что я о ней думаю.
Ей хотелось утешить его, как он утешал се. В этот момент движение снова остановилось, и она порывисто обняла его за плечи.
— Люк, послушай меня. Сколько лет она была твоей матерью? Более тридцати? Думаешь, она все это время не знала, что ты к ней чувствуешь? Что значит одна ошибка по сравнению с этими годами?
— Разве того же нельзя сказать о вас с Джанни? — спросил он. — Все эти годы ты любила его и не можешь простить себя за одну ошибку.
— Но ты сам говорил мне, что я не права.
— Я знаю. Ты ошибаешься так же, как и я сейчас. Мы оба это знаем, но ничего не можем сделать, ведь так?