— Не хочу утруждать вас, — ответил Дилан, взяв ее за руку. Хотя контакт был достаточно легким, он позволил задержать ее возле себя.
Она почувствовала невероятное, почти невозможное желание оказаться в его объятиях. Ей очень хотелось, чтобы он прижал ее к себе и не задавал никаких вопросов. Но он всегда будет спрашивать, а она не всегда сможет ответить ему. Поэтому она взяла себя в руки и отодвинулась от него.
— Я не хочу сейчас отвечать на ваши вопросы.
— Вы никогда не рассказывали, каким отцом был Чак. Почему?
— Вы меня об этом не спрашивали.
— Ну, вот теперь я спрашиваю!
— Я уже сказала вам, что не хочу сейчас давать интервью! Уже поздно. Я устала.
— И вы лжете! — Он сжал ее руку и почувствовал, как заколотилось ее сердце.
— Я не понимаю, о чем вы говорите!
Дилан по горло был сыт ее уклончивыми ответами. Любование ее лицом не поможет выяснить правду.
— Каждый раз, когда я задаю вам некоторые вопросы, вы даете мне заранее продуманные, словно отрепетированные ответы! Почему? Почему вы упорно ретушируете образ Чака Рокуэлла?
Его пальцы, сжимавшие ее руку, причиняли ей меньше боли, чем вопросы, ответы на которые она заранее продумала, чтобы ввести его в заблуждение ради собственной безопасности и безопасности детей.
— Он был моим мужем! Такой ответ вас устроит?
В ее голосе он услышал дрожь.
— Нет! — Он уже сформулировал для себя версию и теперь ее озвучит! — Если ваш брак по всем статьям удовлетворял Дженис Рокуэлл, Она была бы счастлива! Чак был ее единственным сыном, и после его гибели кто-то должен был унаследовать все имущество семьи.
Второй раз за время их знакомства он увидел, как побледнело ее лицо, но сейчас эта бледность была вызвана не страхом, а гневом. Взрыв этого гнева он почувствовал собственными пальцами. Этого он и добивался. Ему хотелось пробить брешь в ее самообладании и добраться до правды. И до нее.
— Отпустите меня! — Ее голос явственно дрожал.
Позади них в камине треснуло полено, выбросив пучок искр за экран. Оба этого не заметили.
— Сначала я хочу получить ответ!
— По-моему, вы его уже получили!
— И вы хотите, чтобы я поверил в эту ложь?
— Я никого не ругаю, как вы думаете!
И это была самая большая ложь, которую Эбби прекрасно понимала. Она лишь заботилась о детях и себе, и его обвинения оскорбили ее. Но что толку убеждать его и нарываться на новые оскорбления?
— Хорошо! Я вам расскажу все, что вы хотели услышать, и делайте с этим что угодно. Да, я хотела эксплуатировать свой брак, нажиться на известности и репутации своего умершего мужа. Дженис Рокуэлл прочтет вашу книгу, и я хочу убедиться, что она останется довольна ею. Я хочу, чтобы она прочла, что наш брак с Чаком был прочным и дружным. А грязь, которую вы накопаете, будет исходить не от меня! Вы удовлетворены?
Дилан отпустил ее руку. В течение секунды она подтвердила все, что он думал о ней, и опровергла все, что он начинал чувствовать.
— Да, я удовлетворен.
— Прекрасно! Если у вас остались вопросы, задайте их завтра.
Дилан смотрел ей вслед, размышляя, как еще долго ему придется работать, чтобы отделить ложь от правды.
Обычно Эбби просыпалась легко, и первая половина чашки утреннего кофе приводила ее в бодрое состояние. Сегодня она задержалась в постели. Все тело ломило, в висках пульсировало. Приписав свое недомогание беспокойной ночи, она вяло погрузилась в домашние хлопоты.
Мальчики весело завтракали в кухне. Вечерняя ссора была уже забыта, ребята не отличались злопамятством. После того как Эбби проводила детей в школу, она решила побаловать себя еще чашечкой кофе, чтобы окончательно войти в норму и заняться обычными домашними делами.
Она надела пальто и вышла во двор. Светило яркое солнце, в воздухе пахло весной, но Эбби дрожала. Она даже пожалела, что пренебрегла теплым свитером. Наверное, простудилась, решила она, почувствовав боль в затылке. Но времени на болезни у нее не было. Почти на автопилоте она собрала в корзину свежие яйца и пошла в конюшню.
Нужно было убрать стойла, накормить и вычистить лошадей. Впервые за долгое время она почувствовала отвращение к работе. Она беспрестанно убирала за другими, решала неотложные проблемы. Когда же у нее появится время на себя? Время на то, чтобы свернуться калачиком с книжечкой и так провести весь день.
Книга… Почти засмеявшись над собой, она ухватила поводья. Некогда думать о книгах… особенно об этой. Она забыла, что ей можно причинить боль. Как давно она не соприкасалась с кем-то, кто мог…