Мгновение-другое смотрю на него в замешательстве, потом понимаю, что он имеет в виду, усмехаюсь и, не особенно задумываясь, выпаливаю:
– Наоборот! Ничего подобного со мной не бывало никогда-никогда, ни до, ни после нашей встречи!
Джошуа чуть склоняет набок голову, явно польщенный, но до сих пор растерянный, а я устыжаюсь своей открытости и густо краснею.
– Правда? – спрашивает он куда менее мрачно, даже с долей нежности.
Киваю.
– Тогда что же тебе помешало?
– Я же говорю, – бормочу я, сознавая, что мои правдивые объяснения кажутся не вполне убедительными. – Мне было неловко. И я была уверена, что курортные романы не имеет смысла затягивать.
Джошуа о чем-то размышляет, потирая переносицу, потом тяжело вздыхает и на миг поджимает губы.
– Может, и я поступил не совсем правильно. Наверное, стоило яснее выразить свои чувства, сказать на прощание иные слова.
Слово «чувства» эхом отдается в моем сознании, и на душе теплеет, будто ее окунули в прогретый солнцем и ароматом любви испанский воздух. Меня охватывает пьяняще острое желание вернуться в ту нашу ночь и внимательнее заглянуть в глаза Джошуа, чтобы понять, каково его отношение ко мне и ко всему случившемуся.
– Знаешь… – проникновенно тихим голосом говорит он, но его прерывает звонок моей трубки.
Нехотя достаю ее, чуя нутром, кто желает со мной пообщаться, и жму на зеленую кнопку.
– Алло?
– Шейла, милая, – звучит необыкновенно ласковый голос Гарольда. – Я заказал билеты. Рейса на четыре, к сожалению, нет. Вылетим на полтора часа позже.
Смотрю на Джошуа, гадая, слышны ли ему речи Гарольда или хотя бы знает ли он, кто мне звонит. Судя по вновь помрачневшему выражению его лица – знает либо догадывается. Гарольд, как назло, будто почувствовал, что именно сейчас я с Джошуа, и лезет из кожи вон, пытаясь быть самой нежностью и услужливостью.
– Я заеду за тобой около четырех, – говорит он, ничуть не смущаясь, что я ничего не отвечаю и не восхищена мягкостью его тона. – У тебя много вещей?
– Нет, – кратко говорю я, раздумывая, не нажать ли на кнопку прерывания связи и не выключить ли телефон до конца нашей с Джошуа беседы. Потом можно сказать, что я как раз вошла в метро или что разрядился аккумулятор. Нет, насчет аккумулятора Гарольд вряд ли поверит. Он знает как никто другой, что подзаряжаю телефон я всегда вовремя. Черт!
Джошуа пристально следит за моим лицом, будто задумал по отражающимся на нем чувствам доподлинно узнать, как я отношусь к Гарольду. Стараюсь выглядеть бесстрастной и делать вид, что звонок бойфренда меня ничуть не смущает.
– …Чтобы было, чем себя занять, – договаривает он, и я ловлю себя на том, что, занятая своими мыслями, почти его не слышу.
– Чем себя занять? – повторяю последние его слова, прикидывая, что им могло предшествовать. – Я не расслышала, прости… Связь плохая.
Гарольд несколько секунд молчит и с подозрением произносит:
– А я прекрасно тебя слышу. По-моему, тут не может быть проблем со связью.
– Проблемы бывают во всем и везде, – как можно более спокойно говорю я, уже не зная, куда деваться от пронизывающего взгляда Джошуа. Забавно! Сутки назад я ощущала себя не нужной никому, а теперь окружена вниманием двоих мужчин и настолько запуталась в собственных чувствах к одному и другому, что в эту минуту, наверное, предпочла бы побыть вообще одна. – Так о чем ты говорил?
– Я сказал, надо бы купить газет или журналов, чтобы полет прошел незаметно, – повторяет Гарольд.
– Свежие газеты всегда предлагают в самолете.
– Там они вечно не те, какие читаю я, ты же знаешь. Меня не интересуют сжатые до нескольких строк новости, тем более сплетни про знаменитостей.
Поскольку Гарольд выговаривает каждое слово неспешно, у меня возникает подозрение, что он специально тянет время, чтобы подольше отвлекать меня от разговора с Джошуа. Случись подобное вчера в полдень, я, скорее всего, ликовала бы, а теперь мне лишь неприятно и тягостно.
– Поэтому-то я и хочу купить все заранее, – добавляет он.
– Ага, – говорю я, уже не слишком стараясь скрыть нетерпение.
– А тебе? – спрашивает Гарольд.
– Что мне?
– Может, поискать какую-нибудь книгу? – угодливо предлагает он, хоть и всегда не одобрял мою страсть к художественной литературе. – Что-нибудь из классики?
Даже так! Криво улыбаюсь, раздумывая о том, в чем причина столь разительных перемен. Неужели он ревнует, неужели настолько боится меня потерять? Спрашиваю себя, льстит ли мне это, и прихожу к выводу, что больше раздражает. Дело в том, что поразительная заботливость Гарольда противоестественна. Я знаю наверняка, что, как только мы вернемся домой и Джошуа для меня навсегда останется в прошлом, Гарольд снова превратится в себя прежнего. Впрочем, может, я не вполне объективна и под сильным впечатлением случившегося. Время покажет…